Шрифт:
– Дело ведь не в деньгах, правда? – сказала Софи.
– Да что ты говоришь? А в чем же?
– Пока не знаю, – ответила она. – И ты не знаешь. Да, кстати: я тебя еще не простила.
– Ты – меня?
– Да, тебя. За эту чертову Марсию Белл.
– Ты всегда будешь так много требовать?
– А ты готовься, – сказала она.
Деннис жил в Хаммерсмите с женой Эдит и с кошкой. Тем вечером ни Эдит, ни кошка не жаждали его возвращения в их общую съемную квартиру: кошка – потому что дрыхла, а жена – потому что у нее был в разгаре роман с женатым мужчиной. Возможно, правда, не в разгаре; возможно, только в начале, но конца и края ему не предвиделось, Деннис это понимал. Даже когда они с женой сидели дома, Эдит постоянно где-то витала, вспоминая о нем лишь для того, чтобы выразить недовольство или разочарование.
Самые мучительные минуты жизни выпали Деннису – что бы он ни говорил Софи – вовсе не в кабинете Тома Слоуна. Самые мучительные минуты выпали ему тогда, когда он читал и перечитывал письмо, заложенное в рукопись, которую жена принесла с работы. Ни словом не обмолвившись Эдит, он вернул его туда, где нашел, и теперь просто ждал неизвестно чего. Его терзания означали, что муж из него получался никудышный: забитый, настороженный, уязвимый.
Когда красавица и умница Эдит, высокая, темноволосая, согласилась за него выйти, друзья подшучивали, как и положено друзьям в подобных обстоятельствах, выражая свое недоумение различными вариациями фразы «Как она попалась в твои сети, везунчик ты эдакий, так тебя растак?». Сейчас эти шутки больше не казались смешными, а сам он не выглядел таким уж везунчиком. Напрасно он расставлял сети. Рыбка оказалась не из тех, что можно принести домой и показывать всем подряд; рыбка оказалась из тех, что сдернут рыбака с пирса, увлекут за собой в море и, пока он тонет, будут рвать на куски. Без должной сноровки ему вообще не стоило начинать лов.
Почему Эдит согласилась стать его женой? Ответа до сих пор у него не было. Наверное, думала, что он далеко пойдет, но потом рассудила, что продвигается он не слишком быстро и не так уж далеко. Она была не права: хотя ему и приходилось постоянно терпеть уколы на тему Другого Денниса, карьера его складывалась совсем неплохо. Ему благоволил Том Слоун – вплоть до (но, вероятно, не после) недавних событий; у него были хорошие отношения со сценаристами и актерами; комедии получались в целом удачными, если не брать в расчет единичные осечки. (Он и сам понимал, что должен принять на себя часть вины за «У черта на рогах».)
Такое отношение со стороны Эдит объяснялось полным отсутствием у нее органа, отвечающего за восприятие смешного, из-за чего она не понимала, как человек с университетским образованием может посвятить себя комедии. Эдит предполагала, что он еще пару лет повозится с людьми типа Билла и Тони, а потом возьмется за что-нибудь более осмысленное: перейдет, например, в редакцию новостей и текущих событий или в одну из передач о культуре и искусстве. Однако Деннис любил свое дело и хотел до конца жизни работать с веселыми сценаристами и веселыми актерами.
Эдит трудилась редактором в «Пингвин букс», где и познакомилась со своим любовником. Вернон Уитфилд, зрелого возраста поэт и эссеист, часто выступал по Третьей программе {22} и был совершенно несносным занудой. Самая свежая его радиопередача называлась «Сартр, Штокхаузен и смерть души» {23} . Слыша знакомый бубнеж, Деннис всегда выключал радио – даже до того, как нашел письмо. Получи он возможность выбрать среди современников персону, которая олицетворяет собой все, что для него неприемлемо, Уитфилд, скорее всего, оказался бы вне конкуренции.
22
Третья программа – канал Би-би-си, работавший с 1946 по 1970 г., освещал вопросы культуры.
23
Сартр, Жан-Поль (1905–1980) – французский философ, представитель атеистического экзистенциализма, прозаик и драматург.
Штокхаузен, Карлхайнц (1920–2007) – немецкий композитор, дирижер, издатель, один из крупнейших новаторов музыки второй половины XX в. и лидеров музыкального авангарда.
А теперь Эдит с ним спала, и Деннис не знал, что делать. Вероятно, рано или поздно жена его бросит, а вот у него уйти не хватит духу, поскольку для этого нужно стряхнуть наваждение и понять, что жена, прыгнувшая в чужую постель, вряд ли в обозримом будущем сделает его счастливым, а если жена хотя бы улыбнулась Вернону Уитфилду, то и вовсе не стоит видеть в ней подходящую спутницу жизни. Какая жуткая штука – образование, думал он, если оно формирует умы, презирающие юмор и тех, кто его ценит.
Эдит, конечно же, не собиралась задерживаться в «Пингвин букс». Во-первых, она не могла смириться, что застряла в Хармондсуорте, рядом с аэропортом, а во-вторых, рассчитывала перейти в «Джонатан Кейп» или «Чаттоу энд Уиндус», то есть в нормальное издательство, которое к тому же базируется в нормальном районе. Вместе с тем она бы никогда не призналась, что осуждает принцип «Пингвина», требующий ориентироваться на читателей, которые прежде не покупали книг; социалистка и интеллектуалка, Эдит в теории горячо радела за воспитание себе подобных. Но Деннис видел, что жену мутит от процесса воспитания и от зрелища сексуально озабоченной толпы, сметающей с прилавков миллионные тиражи «Любовника леди Чаттерлей». Деннис и сам приобрел этот роман, просто в пику Эдит, и читал его перед сном, хохоча над самыми глупыми и неприличными пассажами. Но Эдит от этого бесилась, и потому он отказался от такой практики, тем более что пользы от нее, как ни крути, не было.
С какого перепугу он пошел по жизни вместе с этой женщиной? Как мог ее любить? Но ведь любил же. Во всяком случае, он ею болел, печалился и дурманил себе рассудок. Наверное, эту специфическую и бессмысленную комбинацию чувств можно было бы описать как-то иначе, но на крайний случай сгодится и «любовь». Когда на прослушивание пришла Софи, Денниса, как и всех остальных, пленили ее глаза, ее смех, ее чувство юмора, и по дороге домой он пытался вообразить, каково было бы пригласить эту девушку в ресторан, уложить в постель, повести под венец. Но даже вообразить эти события никак не получалось. Выпускник Кембриджа, Деннис носил бороду и курил трубку, то есть был обречен оставаться с такой, как Эдит.