Боже, подумала Софи. Опять за свое. Ну как после этого жить с Марджори в одной квартире, где полно режущих предметов?

– Если уж на то пошло, физиономию и бюст тоже не особенно пересадишь, – указала Софи.

– Ну, коль они на своем месте есть, значит есть. А талия – это когда лишнего нету, правда же?

– Ладно, не важно. – Софи почувствовала, что разговор уходит в сторону от насущных вопросов. – Я понимаю, мне просто повезло.

– Но делиться везеньем не желаешь.

– Мы – просто соседки, Марджори. Разве я тебе чем-то обязана?

– Очень даже многим, как я считаю.

– Я заметила, что ты так считаешь.

– Когда тебе некуда было податься, разве не я тебя пригрела?

– Ты искала, с кем бы разделить квартплату.

– Ну, это как посмотреть.

Если Софи и впрямь просто повезло, значит так было на роду написано. Она понимала: пока ей сопутствует удача, всегда найдутся желающие оттяпать свой кусок.

– Ты подыщешь себе другую соседку, – сказала она. – Квартира ведь неплохая.

– Отвратная.

– И от работы близко.

– Значит, все кончено? – спросила Марджори. – Ты… съезжаешь?

– Выходит, так, – ответила Софи. – Но выплачу свою долю за месяц вперед.

– Ишь расщедрилась.

Софи пулей вывезла вещички.

В Блэкпуле у них были темные обои, темная мебель и картинки с изображением лошадей. Темная мебель осталась еще от деда с бабушкой и не стоила ни гроша, картинки с лошадьми были куплены в универмаге «Вулворт». Но все дома, где бывала Софи, даже зажиточные, выглядели одинаково: тот же застой, то же ощущение утраченного – как будто все хорошее в их стране, все, что люди ценили, осталось далеко в прошлом. До переезда в Лондон она любила разглядывать журнальные фотографии, сделанные в домах молодых знаменитостей – модельеров, певцов, кинозвезд, – и поражалась, видя белые стены и яркие цвета. Неужели только молодым хотелось закрасить убожество длиной в четверть века? Вселившись в новую квартиру, Софи первым делом содрала бурые обои, а побелку стен доверила маляру. Каждый свободный час и шиллинг она тратила на покупку вещиц, которые можно повесить на стены. И не важно каких – лишь бы эти вещицы были желтыми, красными, зелеными и не изображали ни парусников, ни замков, ни четвероногой живности.

В магазине «Хабитат» на Фулэм-роуд она приобрела два кресла в духе Ле Корбюзье {34} , афганские ковры, кровать, два больших мешковатых пуфа и даже набор банок для макаронных изделий, хотя никогда не варила макароны. Первыми ее гостями стали Брайан с женой; выпив по бокалу вина, они пригласили Софи поужинать в ресторане. Первым, кто остался у нее на ночь, был Клайв.

После того как в эфир вышла первая серия, с ее катастрофическими инсинуациями, Клайв решил, что нужно срочно создавать себе рекламу, основанную на бесчисленных романах, и по возможности – с наименее целомудренными женщинами. К тому времени, когда он добрался до красотки Бев, которую подцепил на банкете по случаю открытия нового кабаре на Глассхаус-стрит, вид обнаженного женского тела уже слегка ему приелся и близость не принесла желанного удовлетворения. Бев, как ему показалось, ничего не заподозрила. В конце-то концов, Клайв был актером и, в отличие от Джима, никогда не испытывал причудливых психологических и/или физиологических трудностей. Обладая почти сверхъестественной мужской силой, он редко спал с одной и той же девушкой более двух недель, а потому не успевал дождаться такого количества восторженных комплиментов, какого, по его мнению, заслуживал. Для него это стало веским доводом в пользу законного брака. Ведь если каждый вечер ложиться в постель с одной и той же партнершей, женщина оценит твою непревзойденную мощь и отзывчивость.

– Правильно будет сказать, что я тебя исцелила? – спросила тогда Бев.

– Исцелила? – Он прикинулся, будто не понял, о чем речь.

– В первой серии «Барбары (и Джима)» у тебя…

– Ах, вот оно что, – перебил Клайв. – Теперь понятно. Я и думать забыл.

На телеэкраны уже вышли вторая и третья серии, но ни в одной из них, по счастью, не упоминалось о супружеских неудачах; он требовал, чтобы Тони и Билл включили в текст упоминания о его супружеских достижениях (просто для того, чтобы у зрителей сложилась более полная картина этого брака), но до сих пор так и не сумел увлечь сценаристов своими идеями.

– Вообще-то, я исцелился к концу первой серии, – заметил Клайв. – Неужели ты не помнишь? Бой Биг-Бена и прочее?

– А я и не поняла, – призналась Бев. – Еще подумала: Новый год, что ли, празднуют?

– Нет, – ответил Клайв. – Мерные удары часов символизировали успешный половой акт.

– Как все сложно, – сказала Бев. – Но этот сериал я обожаю. По четвергам теперь сижу дома перед теликом.

Бев была не одинока. Вначале их аудитория насчитывала десять миллионов зрителей, а теперь прибавлялось по миллиону в неделю.

– Какая она в жизни? – полюбопытствовала Бев.

– Кто, Софи? Очень славная.

– Вот и замутил бы с ней.

В голосе Бев не было обиды. Она говорила скорее как телезрительница, а не как возлюбленная. По-видимому, некоторое разочарование все же подтолкнуло ее от второй ипостаси назад, к первой.

– Ты так считаешь?

– Конечно! Ты только представь!

– Что я должен представить?

– Вы с ней будете как Бёртон и Тейлор, только не в Голливуде, а на Би-би-си. Публика с ума сойдет.

– Да неужели?

– Я, по крайней мере, была бы на седьмом небе – притом что сейчас лежу с тобой в постели.

Это прозвучало вполне убедительно.

Однажды в субботу, после технического прогона, Клайв повел Софи в клуб «Тратт», на той же улице, где была ее новая квартира. По его словам, там постоянно тусовались Спайк Миллиган {35} и Питер Селлерс, но ни того ни другого они не застали. В отсутствие настоящих знаменитостей все посетители стали, перешептываясь, глазеть на Софи с Клайвом. Это так подействовало на обоих, что Клайв и Софи тоже заговорили шепотом.