Поставив на столик недопитый бокал, Кольцов приказал Елене:

— Раздевайся!

Женщина удивилась:

— Что?

Конан спокойно повторил:

— Раздевайся! Или ты приехала сюда на экскурсию?

— Но, Гена, вот так скоро и здесь?

— А чего время тянуть? Тебе помочь?

— Я не хочу так!

Бандит медленно подошел к ней, процедил в лицо:

— Мне плевать, как хочешь ты! Главное, как хочу я. — Он посмотрел на колье, обвивающее шею женщины, оценил: — Хорошая штучка, от предков досталась?

Елену вдруг охватила дрожь:

— Да!

— Заметно! Колье снимать не будем. Оно придаст особый шик тому, чем станем заниматься, а вот платье…

Конан резко от груди рванул его. Ткань затрещала, и разорванное до живота платье упало к ногам женщины.

Елена воскликнула:

— Что ты делаешь? Зачем?

— Заткнись, шлюха.

Он посмотрел на нижнее белье:

— Дешевка для дешевой проститутки.

Схватил за бюстгальтер. Елена попыталась оказать сопротивление, но Конан обжег ее взглядом своих черных безжалостных глаз:

— Не надо! Лучше смирись! Иначе… но об этом я даже говорить не хочу.

Сорвав бюстгальтер, который так тщательно подбирала в секс-шопе молодая женщина, Кольцов сжал ее груди:

— Ничего! Упругие! Такие мне нравятся!

Отпустив грудь, Кольцов схватил женщину за плечи и с силой надавил на них.

— На колени! — приказал он.

Насмерть перепуганная женщина не посмела ослушаться. Превозмогая брезгливость и ощущая свою полную беспомощность перед этим человеком, она стала опускаться на колени. Вспомнила вдруг мужа, и ей захотелось закричать.

Сбросив пепел в пепельницу, Самаранов повернулся к командиру ракетного дивизиона:

— Это очень хорошо, Виктор Михайлович, что вы готовы меня выслушать. Извините за бестактный вопрос, сколько вы сейчас получаете в месяц?

Табанов изобразил удивление:

— Моя зарплата имеет какое-то отношение к теме предстоящей беседы?

— Самое прямое, Виктор Михайлович. Или денежное довольствие военного вашего ранга является тайной?

— Да какая там тайна? Двенадцать тысяч рублей.

Самаранов переспросил:

— Двенадцать тысяч? Я не ослышался?

— Вы не ослышались.

— И это денежное довольствие полковника? Командира части, в руках которого сосредоточена колоссальная ядерная мощь? Человека, который по приказу может уничтожить не один миллион человеческих жизней?

Полковник вздохнул:

— Что ж поделаешь! Так государство оценивает наш труд!

Самаранов протянул:

— Да-да! Щедростью нынешняя власть не отличается. У меня, простите, дворник получает в полтора раза больше, чем вы!

Табанов спросил:

— К чему вы клоните, Григорий Савельевич?

— К тому, как несправедливо относится к вам государство, но второй вопрос, если позволите. Супруга ваша работает?

— Нет! А это запрещено?

— Вопрос не в этом. Как она относится, по сути, к нищенскому существованию семьи?

— Как она может к этому относиться? Негативно, конечно, но понимает, что я ничего изменить не могу!

Самаранов нагнулся к командиру дивизиона:

— А вот тут ваша уважаемая Людмила Михайловна заблуждается.

— Вы знаете ее имя? Хотя, комкор, ясно… и в чем же она заблуждается?

— В том, что вы ничего не можете изменить!

Табанов взглянул на бывшего командующего:

— Я плохо понимаю вас!

— А между тем все просто! Вы можете кардинально изменить и свою жизнь, и жизнь супруги, в полной мере дав ей то, что она заслужила, и сына Аркадия со временем можете обеспечить. И главное, для этого требуется самая малость!

Комдив спросил:

— И в чем заключается эта самая малость?

— Об этом чуть позже! — ответил Самаранов. — Сейчас, в знак того, что мы не тратим время понапрасну и вы действительно желаете изменить жизнь к лучшему, я хотел бы узнать, что представляет собой ваш дивизион? О ракетах «струна» и «дьявол» можете не говорить, их тактико-технические характеристики мне известны. Мне интересно другое, а конкретно: как осуществляется охрана дивизиона, сколько человек несут непосредственное боевое дежурство, каким образом возможен пуск ракеты, на что они нацелены и как быстро можно перенацелить их.