«Она предупреждена об увольнении, – моментально среагировал инспектор. – Но что конкретно ее тревожит: следующее место работы или жалованье за эту неделю?»

– Миссис Илз? – спросил он.

– Не знаю, сможет ли она принять вас, – сказала горничная. – Она толком еще и не встала. Она ждет вас?

– Я из Скотленд-Ярда, – сообщил Маллет.

– О… – В глазах мелькнул проблеск интереса. Она повела плечами. – Тогда, наверное, входите. – И на лице снова появилось равнодушие.

Шелестя юбкой, что красноречивее слов говорило: «Если к ней являются гадкие полицейские, это не мое дело, слава богу», она пошла впереди в комнату, очевидно служившую гостиной.

– Я доложу, что вы здесь, – произнесла она тоном, подсказавшим инспектору, с каким наслаждением она объявит о его визите, и оставила его.

После холодной безрадостности улицы теплота гостиной миссис Илз была приятна. Но через некоторое время это впечатление вытеснила духота. Как почувствовал Маллет, спрятанные где-то трубы водяного отопления успешно справлялись с неприятностями, доставляемыми непогодой. Окна были закрыты, а тяжелые портьеры плотно задернуты, так что в комнату не проникал скудный дневной свет, и инспектор едва ли смог разглядеть интерьер, если бы горничная не зажгла лампу, прежде чем выйти.

Оглядевшись, он подумал, что ночью здесь, по-видимому, уютнее, чем днем.

Это была достаточно большая комната, но из-за обилия предметов она казалась меньше, чем на самом деле. Повальное увлечение пустыми пространствами и чистыми прямыми линиями, очевидно, не коснулось миссис Илз. Все здесь было закругленным, мягким, украшенным кисточками и бахромой. Ковер, застилавший пол от стены до стены, был толще и тяжелее, чем подобало любому ковру, огромный диван завалили подушками чудовищных размеров. На всем в этой комнате лежала печать дорогого и безыскусного уюта. По небольшой стопке газет с хроникой светской жизни на приставном столике можно было судить, что обитательница квартиры одно время училась читать.

Маллет хмыкнул.

– Конечно, никаких книг, – пробормотал он. – Что характерно. И, – он пробежал глазами по стенам, – никаких картин также. Что не характерно. Интересно почему…

Он присмотрелся более внимательно. На обоях по обеим сторонам зеркала над каминной полкой были заметны чуть более темные прямоугольники. Над ними еще оставались крюки для подвешивания картин. Маллет мысленно вернулся к наглому швейцару и горничной, получившей предупреждение об увольнении. Все указывало на то, что миссис Илз сильно нуждается и уже распродает вещи.

«Исчезло ли здесь еще что-нибудь?» – подумалось Маллету. Казалось маловероятным, что в комнате, настолько забитой всякой всячиной, могло помещаться что-то еще, но даже беглый осмотр убеждал – дело обстояло именно так. Безразличная горничная, по-видимому, уже несколько дней пренебрегала своими обязанностями, поэтому разнообразные безделушки и безымянные objets d’art [17] , загромождавшие каминную полку и столики, были покрыты тонким слоем пыли. Тут и там небольшие кружки сравнительно чистой поверхности служил свидетельством, что недавно их ряды поредели. Маллет без труда насчитал полдюжины таких кружков – немое свидетельство, что здесь статуэтка из нефрита или слоновой кости, а там фарфоровая фигурка принесены в жертву необходимости.

– Прошу извинить, что заставила вас ждать так долго, – послышался голос позади инспектора. Он оглянулся и увидел миссис Илз, идущую к нему с вытянутой рукой и дрожащей улыбкой на губах. – Вы, конечно, по поводу бедняги Помпи? – начала она.

– Помпи? – на мгновение пришел в замешательство инспектор.

– О, как глупо с моей стороны, я имею в виду мистера Баллантайна. Помпи – это ласкательное имя, которое я придумала для него. Глупости, конечно, все эти ласкательные имена, не так ли, мистер… э-э-э…

– Маллет.

– Маллет, большое спасибо. Но у Баллантайна иногда бывал такой помпезный вид, что это имя, казалось, ему подходило. А сейчас… – Она прижала платок к губам. – Господи, у меня язык не поворачивается говорить об этом.

– Все-таки, мадам, боюсь, я должен просить вас об этом поговорить, – сказал Маллет. – Я веду расследование смерти мистера Баллантайна и нахожусь здесь для того, чтобы узнать, сможете ли вы пролить на это какой-то свет.

– Да, конечно. Мне нужно собраться с духом. Хотя я не знаю, какой свет я, бедняжка, могу пролить. Спрашивайте меня все что хотите. Давайте сядем тут и устроимся поудобнее.

Она опустилась на диван и похлопала рукой возле себя, приглашая его занять соседнее место. Маллет ничего не имел против этого. Он был не из тех мужчин, на чье суждение может повлиять близость привлекательной женщины, даже если ее чары усилены экзотическим ароматом духов и нарочито нескромной демонстрацией шелкового чулка. Миссис Илз расположилась так, что на нее падал свет от затененной лампы у дивана. Сидя в полутьме, Маллет с интересом ее рассматривал.

Как и гостиная, миссис Илз, вероятно, выглядела лучше всего при искусственном освещении. Дневной свет, наверное, был бы слишком недобр к морщинам беспокойства и нервозности в уголках глаз и губ, открывая, что ее тонкая шея уже стала немного дряблой. Но в том ракурсе, в котором на нее смотрел Маллет, она выглядела неоспоримо красивой женщиной. Она была в черном, и с этим фоном восхитительно контрастировала белизна ее кожи. Достаточно аккуратный макияж объяснял, по какой причине инспектору пришлось ее долго ждать. Он строил предположения о ее возрасте, но вскоре бросил эти попытки и поймал себя на том, что следит за пленительной игрой выразительных карих глаз и тонких белых рук – казалось, ни те, ни другие не способны ни на мгновение оставаться в покое.