– Снова все ясно? – спросил Эзра Дженнингс.

– Как нельзя более ясно.

Он положил бумажку на прежнее место и закрыл книгу.

– Удостоверились вы теперь, что я говорил, опираясь на авторитеты? – спросил он. – Если нет, мне стоит только обратиться к этим полкам, а вам прочесть места, на которые я вам укажу, и вы окончательно убедитесь.

– Я вполне удовлетворен, не читая больше ни слова.

– В таком случае мы можем вернуться к вашим личным интересам в этом деле. Я обязан сказать вам, что против этого опыта можно кое-что возразить. Если бы мы могли в этом году воспроизвести точь-в-точь такие условия, какие существовали в прошлом, то, несомненно, мы достигли бы точно такого же результата. Но это просто невозможно. Мы можем лишь надеяться приблизиться к этим условиям, и, если мы не сумеем вернуть вас как можно ближе к прошлому, опыт наш не удастся. Если сумеем, – а я надеюсь на успех, – мы сможем по крайней мере увидеть повторение всего сделанного вами в ночь после дня рождения мисс Рэчел, – и это должно будет убедить всякого здравомыслящего человека в том, что вы невиновны в сознательном похищении алмаза. Я полагаю, мистер Блэк, что осветил теперь обе стороны с полной беспристрастностью. Если для вас что-нибудь неясно, скажите мне, и я постараюсь вам это разъяснить.

– Все, что вы объяснили мне, – сказал я, – я понял прекрасно. Но, признаюсь, кое-что приводит меня в недоумение.

– Что именно?

– Я не понимаю действия опиума на меня. Я не понимаю, как я шел с лестницы и по коридорам, отворял и затворял ящики в шкафу и опять вернулся в свою комнату. Все это поступки активные. Я думал, что опиум приводит сначала в отупение, а потом нагоняет сон!

– Всеобщее заблуждение относительно опиума, мистер Блэк! В эту минуту я изощряю свой ум под влиянием приема лауданума, который в десять раз сильнее дозы, данной вам мистером Канди. Но не полагайтесь на мой авторитет даже тогда, когда я говорю на основании личного опыта. Я предвидел возражение, сделанное вами, и опять заручился свидетельством, которое будет иметь вес и в ваших глазах, и в глазах ваших друзей.

Он подал мне вторую из двух книг, лежавших возле него на столе.

– Вот, – сказал он, – знаменитые «Признания англичанина, принимавшего опиум». Возьмите с собой эту книгу и прочтите ее. В отрывке, отмеченном мной, говорится, что, когда де Кушки принимал огромную дозу опиума, он или отправлялся в оперу наслаждаться музыкой, или бродил по лондонским рынкам в субботу вечером и с интересом наблюдал старания бедняков добыть себе воскресный обед. Таким образом, человек, находящийся под влиянием опиума, может совершать активные поступки и переходить с места на место.

– Вы мне ответили, – сказал я, – но не совсем: вы еще не разъяснили мне действия, произведенного опиумом на меня.

– Я постараюсь ответить вам в нескольких словах, – сказал Эзра Дженнингс. – Действие опиума бывает в большинстве случаев двояким: сначала возбуждающим, потом успокаивающим. При возбуждающем действии самые последние и наиболее яркие впечатления, оставленные в вашем сознании, – а именно впечатления, относившиеся к алмазу, – наверное, при болезненно-чувствительном нервном состоянии вашем подчинили себе ваш рассудок и вашу волю подобно тому, как подчиняет себе ваш рассудок и вашу волю обыкновенный сон. Мало-помалу под этим влиянием все опасения за целость алмаза, которые вы могли испытывать днем, должны были перейти из состояния сомнения в состояние уверенности, должны были побудить вас к практическому намерению уберечь алмаз, направить ваши шаги с этой целью в ту комнату, в которую вы вошли, и руководить вашей рукой до тех пор, пока вы не нашли в шкафчике тот ящик, в котором лежал камень. Вы сделали все, опьяненный опиумом. Позднее, когда успокаивающее действие начало преобладать над действием возбуждающим, вы постепенно становились все более вялым и наконец впали в оцепенение. За этим последовал глубокий сон. Когда настало утро и действие опиума окончилось, вы проснулись в таком совершенном неведении относительно того, что делали ночью, как будто свалились с луны. Ясно ли вам все это?

– До такой степени ясно, – ответил я, – что я желаю, чтобы вы шли далее. Вы показали мне, как я вошел в комнату и как взял алмаз. Но мисс Вериндер видела, как я снова вышел из комнаты с алмазом в руке. Можете вы проследить за моими поступками с этой минуты? Можете вы угадать, что я сделал потом?

– Я перехожу именно к этому пункту, – ответил он. – Я надеюсь, что опыт, предлагаемый мной, не только докажет вашу невиновность, но также поможет найти пропавший алмаз. Когда вы вышли из гостиной мисс Вериндер с алмазом в руке, вы, по всей вероятности, вернулись в вашу комнату…

– Да! И что же тогда?

– Возможно, мистер Блэк, – не берусь утверждать наверное, – что ваша мысль уберечь алмаз привела естественным образом к намерению спрятать алмаз и что вы спрятали его где-нибудь в своей спальне. В таком случае с вами может произойти то же, что и с ирландским носильщиком. После второго приема опиума вы, может быть, вспомните то место, куда вы спрятали алмаз под влиянием первой дозы.

Тут пришла моя очередь сообщить Эзре Дженнингсу кое-что новое. Я остановил его, прежде чем он успел продолжить свою речь:

– Последнее невозможно: алмаз находится в эту минуту в Лондоне.

Он посмотрел на меня с большим удивлением.

– В Лондоне? – повторил он. – Как он попал в Лондон из дома леди Вериндер?

– Этого не знает никто.

– Вы его вынесли своими собственными руками из комнаты мисс Вериндер. Как он был взят от вас?

– Не имею ни малейшего понятия об этом.

– Вы видели его, когда проснулись утром?

– Нет.

– Был он опять возвращен мисс Вериндер?

– Нет.

– Мистер Блэк! Тут есть кое-что, требующее разъяснения. Могу я спросить, каким образом вам известно, что алмаз находится в эту минуту в Лондоне?

Я задал тот же вопрос мистеру Бреффу, когда расспрашивал его о Лунном камне по возвращении в Лондон. Отвечая Эзре Дженнингсу, я повторил то, что сам слышал от стряпчего и что уже известно читателям этих страниц. Он ясно показал, что мой ответ его не удовлетворяет.

– При всем уважении к вам и вашему стряпчему, – сказал он, – я держусь моего первого мнения. Мне хорошо известно, что основывается оно только на предположении. Но простите, если я напомню вам, что и ваше мнение основано лишь на предположении.