— Кажется, это по-польски, — сказал один из Неусыновляемых.

— По-французски, — поправила Рэйчел, которая целый год учила этот язык в школе.

— А-а-а-а-а, — ахнула впечатленная толпа.

— Это значит «черные торты», — продолжала Рэйчел, важно улыбаясь.

— «Шляпы», — встрял человек на стуле. — Это значит «черные шляпы».

— Неважно, — сказала Рэйчел. — Странное название для… для чего, кстати?

Подавив раздражение, Нико Пошольский ответил:

— Мы — радикальные анархо-синдикалисты. Диверсанты. Наша единственная цель — освободить пролетариат от гнета промышленного государства.

Элси посмотрела на сестру, нахмурив лоб:

— Это по-французски?

— Кажется, по-английски, — отозвалась та.

Майкл, самый старший парень в группе, понимающе кивнул, хотя было неясно, удалось ли ему разобраться в этой дремучей терминологии лучше, чем остальным детям.

— Ладно. Но что вы тут делаете? И почему грузчики на вас охотятся? — спросил он.

— Это была глупая ошибка, — гневно сплюнул мужчина. — Провода запутались. Я не сумел установить взрывчатку вовремя и поэтому недостаточно далеко ушел. Когда они набежали, дорога к отступлению была перекрыта. Я оказался в ловушке. Мне удалось устроить несколько отвлекающих внимание взрывов, но в итоге все свелось просто-напросто к chat et souris, — он обвел помещение взглядом, а потом добавил: — Это значит «кошки-мышки».

Тут подала голос Элси:

— Это вы делаете взрывы?

— Да, мы, — гордо сказал мужчина. — «Шапо нуар». Мы набираем силу. Скоро весь квинтет за жабры схватим, — он окинул детей изучающим взглядом. Элси вспомнила об их бедственном положении, грязных головах, нестираной одежде. Она не видела взрослого целых два месяца; когда взгляд пленника упал на нищих детей-сирот, она вдруг осознала собственную бедность.

— Только так нужно действовать, — сказал он. — Когда пытаешься свалить гиганта. Подсекаешь под лодыжки и смотришь, как он падает на колени.

Майкл молчал.

Связанный человек глубоко вздохнул и заговорил снова:

— Я рассказал вам, кто я такой. Возможно, не помешало бы и мне знать, кто вы и что здесь делаете.

— Мы — Неусыновляемые, — сказал Майкл, пытаясь перенять его гордый тон. — Мы здесь живем.

— Неу… — начал Нико, и тут его осенило: — Вы — сироты этого работорговца Антэнка? Сбежали после пожара?

Майкл тут же поправил:

— Мы начали пожар.

Толпа согласно загудела.

— Ну и ну, — сказал Нико. — Отлично сработано. Я бы поаплодировал, если бы у меня руки не были так туго связаны за спиной.

Рэйчел с Майклом переглянулись. Мальчик с мачете, стоящий рядом с Нико, ждал команды.

— Мы еще не можем вас развязать, — сказал Майкл. — Пока не убедимся, что вы не враг.

— Все думали, что пожар вышел случайно, что, может быть, Джоффри переоценил свои силы, — признался Нико. — Довел вас, ребятки, до черты, и в цеху случилась какая-нибудь критическая поломка. По крайней мере, такие ходили слухи.

— Вы правы насчет «довел до черты», — раздался голос из толпы. Это была Анджела Фрай, опытный оператор конвейера, которая сумела прожить пять лет в интернате Антэнка, заработав всего лишь один выговор. — Но это была не поломка. Мы подняли восстание.

— Что ж, я весьма впечатлен, — сказал мужчина. — Вам удалось сделать за один вечер то, чего мы пытались добиться многие годы. Отрубить одно из щупалец квинтета. Замечательная работа.

— Я вижу, куда вы клоните, — сказал Майкл. — Не думайте, что мы так просты. Лестью вы тут себе друзей не заработаете.

— Слушай, — сказал Нико. — Не горячись. Я не пытаюсь с вами подружиться. Я диверсант. Я зарабатываю на жизнь разрушением. Мне не нужны друзья.

Элси потянула Рэйчел за свитер. Всеобщее внимание было приковано к человеку на стуле, и чувствовалось, как растет напряжение в зале. Она захотела как-нибудь развеять его; ей казалось, что в воздухе витают угроза и жестокость. От этого было очень не по себе.

И тут Майкл посмотрел на Синтию Шмидт, свою старую подругу из Неусыновляемых, и сказал: