Словно в тумане Генка увидел встревоженную маму, озабоченное лицо отца. Неужели он никогда больше не услышит глуховатого отцовского голоса: «Ну, герой, как дела в школе?» Неужели Клавдия Семеновна так и не дождется его в учительской, Валерка не скажет: «Эх, Диоген, Диоген!» и кто-то другой будет играть вместо Генки на левом краю в школьной футбольной команде?

Ему стало так жаль себя, что он неожиданно заплакал. Большой динотерий перестал жевать, внимательно посмотрел на Генку, качнул хоботом и сделал шаг в его сторону. Вскрикнув, Генка нырнул под развесистую пальму, кубарем скатился по пологому склону и чуть не полетел в ручей, струящийся под зеленой крышей из переплетенных ветвей и лиан. Уже падая, он ухватился за кусты, удержался и, не переводя дыхания, юркнул под корни поваленного дерева.

В голове звенело, перед глазами плавали розовые круги. Сжавшись в комок, Генка долго лежал на влажном песке, но топота динотериев не услышал. Только однообразно журчала вода и в дремотной тишине гулко стучало Генкино сердце. Почувствовав наконец сырость, Генка устало сел и обреченно уставился в воду.

Все случившееся было так неожиданно и необъяснимо, что казалось кошмарным сном.

Однако сон не проходил. Синие стрекозы мирно кружились в теплом воздухе и присаживались отдохнуть на лакированные лепестки водяных кувшинок. Серебряный паучок раскачивался на невидимой паутинке, и его крохотная тень бегала по светлому песку. Однообразно журчал ручей. В прозрачной воде деловито сновали пескари, такие же, как те, которых

Генка ловил как-то в Свислочи, когда они выезжали но воскресеньям всей семьей за город.

Генка вспомнил, как отец пек этих пескарей, заворачивая их в мокрую газету и закапывая в раскаленный костром песок.

Некоторое время он разглядывал беззаботных рыбешек, затем снял рубашку, завязал ворот и рукава, сбросил ботинки и, подвернув до колен штаны, шагнул в воду. Вода была прохладная, по-видимому, родниковая. Чистый песок приятно покалывал ступни.

Пескари спокойно сновали у ног. «Непуганые»,- удовлетворенно подумал Генка и, погрузив в воду рубаху, плавно повел ее по течению навстречу рыбной стайке.

Ему повезло на первом же заходе. Когда он поднял рубаху и выплеснул воду на траву, в ней испуганно забились три темно-серебристые рыбки. Генка сломал гибкий прут и насадил на него пескарей.

Следующим заходом он поймал еще двух, потом сразу четырех рыбешек, а через полчаса прут уже изрядно оттягивал руку.

Генка повеселел. Нащупав в кармане увеличительное стекло, он сунул ноги в ботинки, наскоро выкрутил рубаху и стал искать подходящее место для костра.

В ямке, под вздыбленными корнями поваленного дерева, Генка сложил свой улов. Тут же наломал сухих ветвей, нащипал ножом растопки, и вскоре под его увеличительным стеклом закурился голубой дымок, мелькнул красный язычок огня, окреп, затрещал в ворохе лучины и наконец взметнулся жарким пламенем.

Едва дождавшись, пока костер прогорит, Генка палкой разворошил угли и уложил в образовавшуюся ямку завернутых в мокрые листья рыбок. Потом опять ждал, нетерпеливо помешивая раскаленные угли, а когда пескари, по его мнению, испеклись, забыв обо всем, усердно принялся поглощать разварившуюся, горячую, слегка пахнущую водорослями рыбу.

Миоценовые пескари по вкусу ничем не отличались от своих потомков, которых Генка ловил в Свислочи. Рыба как рыба. Генка даже немного разочаровался.

Насытившись, он почти успокоился и стал размышлять. Итак, это необъяснимо, но факт. «Диогеновы часы» действительно оказались чудесной машиной времени, которая перенесла Генку на десять или пятнадцать миллионов лет назад. А может, и на все двадцать? Точно Генка не знал, но ему это, по правде сказать, было безразлично. Что значили в его нынешнем положении несколько лишних миллионов лет! Он — единственный человек на земле. Пройдут сотни веков, пока появится первая обезьяна. Потом должно наступить великое похолодание. Огромные ледники поползут с севера и погонят перед собой стада животных. Потом опять пройдут тысячи лет, ледники растают. На освобожденных полях вырастут новые леса, и вот тогда в какой-то счастливый день среди этих лесов раздастся голос первого человека.

Впрочем, почему первого? Ведь первый человек по воле случая он, Генка!

— Геннадий Алексеевич Диогенов — первый человек на Земле! — торжественно провозгласил Генка и сам испугался своего голоса. В диком лесу человеческий голос прозвучал слабо и неуверенно. И — ни звука в ответ. Только ручей равнодушно тянул свою однообразную песенку, вымывая из-под скрюченных корней серый песок.

На миг Генке опять стало жутко, и тогда, чтобы преодолеть страх, он запел во все горло. Он пел и песню о храбром маленьком барабанщике, и «Картошку», и «Взвейтесь кострами…» Пел неважно, перевирая мотив и путая слова. Но это его не смущало: ведь на всем земном шаре кроме него не было в этот момент никого, кто знал бы хоть одну пионерскую песню.

Когда запас песен был исчерпан, Генка надел высохшую рубаху, завернул оставшихся рыбок в широкий лист и спрятал в карман. Недавнего страха как и не бывало. В Генке проснулся дух первооткрывателя.

Подточив нож на плоском камне, он вырезал увесистую дубинку, опробовал ее на соседних кустах и тронулся в путь.

Куда идти, Генка не раздумывал. Где-то он вычитал, что жизнь — это движение. А значит,- вперед и только вперед! Укрываясь за кустами, Генка осторожно поднялся на холм, но динотериев там уже не было. Только вытоптанная трава да смятый кустарник напоминали о том, что здесь недавно паслись слонообразные гиганты.

Генка огляделся. Над бескрайним ковром лесов опрокинулась голубая чаша неба. Восточный край чаши заметно посинел. День близился к вечеру. Это немножко охладило Генкин наступательный порыв, и он подумал, что пора подыскать защищенное место для ночлега. Из повестей о жизни первобытных людей Генка помнил, что лучше всего для этой цели подходит пещера. Он еще раз посмотрел вокруг и заметил в полукилометре от холма скальную гряду.

«Где скалы, там и пещеры!» — рассудил Генка и, не теряя времени, направился к гряде.