«Я не просила приносить меня сюда», – я открыла глаза. За дверью штабного «Бовы» все еще ругались.

– Я не предлагаю вам с ней возиться, Женя! – отчеканил подполковник Ровенский. – С кем вы возитесь – это ваше личное дело. Я всего лишь прошу вас убедиться, что это не коллапс, не сердечный приступ, не шок, не что-то еще, из-за чего мы потеряем пилота. Вы представляете, чего ст'oит сейчас пилот? От вас требуется только подойти и посмотреть, что с ней…

– Будь по-вашему. Где она?

– Я здесь, – сказала я, вставая с сиденья. И голос, и попытка встать получились какими-то квелыми, так что врач надавил мне ладонью на лоб и заставил лежать. Это неприятно напомнило майора Мишу.

– Все в порядке, – сообщил врач, сосчитав пульс. – Обычные месячные, обычный стресс, обычный обморок. Ноги выше головы, горячий кофе и часок полежать.

Он достал сигарету и вышел.

– Огня.

За стеной чиркнула зажигалка.

– Спасибо, – врач затянулся. – Тяжелый стресс. Женщинам на войне не место.

Обожаю до судорог эту манеру военврачей говорить о пациентах так, словно мы постоянно без сознания.

– А кому на ней место?

…А я, кстати, и не пациент. Сделав усилие, я села. Голова закружилась немного, но все терпимо.

– И кому бы в голову пришло, а? – через паузу спросил доктор. – Подполковник, вы верите в то, что рассказывает Хикс?

– Я уже не знаю, во что верить. Эта история – яма с пауками, док. Не суйтесь. Не надо.

– Это вам осваговец сказал?

– Какой осваговец?

– Да шляется тут… И таскает к себе в машину всех участников истории… Живых, я имею в виду. Приходил в госпиталь к Миллеру, очень жалел, что тот уже не может дать показания…

– Где дерьмо, там и мухи.

У меня снова подвело живот.

– Игорь, а ведь вам вся эта история не нравится…

– А кому она может понравиться, док? Едрена вошь, мы деремся с десяти вечера, а я до сих пор не могу понять, почему. Вот зачем нужно было допускать это блядское вторжение? Вот вы говорите, что разгребаете за нами дерьмо, а ведь нам приходится разгребать за политиками… Это девушка Артема, – сказал он внезапно, без всякого перехода.

– Откуда вы знаете? – изумился врач.

– Видел их вместе в Бахчи. Неординарная женщина, такие запоминаются…

Мне надоело это слушать. Я выбралась из машины. Оба офицера умолкли и смутились, словно мальчишки, пойманные за разучиванием матерных слов.

– Спасибо, док, – сказала я. – Спасибо, ваше благородие.

– Я же велел лежать, – насупился медик.

– Я в порядке. А у вас и в самом деле полно раненых.

Я оглянулась – нет ли где-нибудь поблизости Шамиля. Невыносимо было смотреть на эти джентльменские рожи. Невыносимо было видеть на них этакое понимающее сочувствие.

Шэм куда-то запропал, но вдоль дороги брел здоровенный ссутуленный морпех, и я сначала удивилась – откуда тут морская пехота? – а потом узнала и почти обрадовалась – верней, просто подумала, что Гия Берлиани жив, и это хорошо.

– Князь! – окликнула я. – Гия!

Он оглянулся и, увидев меня, еще больше ссутулился и сник. А потом подбежал и сгреб меня в охапку.

На секунду мне стало страшно – он был здоровенный, как майор, и такой же неоспоримый: прижал – не вырвешься. Первый импульс был – ногой по яйцам. Но я взяла себя в руки: это же Гия!

– I failed him! – его грудь задрожала, и я поняла, что он плачет. – I failed him, Tammy, can you forgive me?

Я слишком нуждалась в утешении сама, чтобы дать его еще кому-то.

Все, на что меня хватило, – похлопать его по спине.

Я не могла его прощать или не прощать. Мы были одинаково бессильны, мы были наравне с множеством друзей, родных и любимых, бессильных перед судьбой и смертью. Вдоль дороги лежали пластиковые мешки с телами, и у всех запакованных в эти мешки были те, кто их любил. И все эти люди были бы живы, если бы не Арт.

«Я собираюсь хладнокровно и преднамеренно убить восемь – десять человек, и развяжу на Острове кровавую баню. А потом поужинаю. Ты со мной?»

Он сказал мне правду, а я ударила его и швырнула в него кольцом.

И некого теперь благодарить за то, что я жива и не пыхчу под майором. Вот, Гию поблагодарить можно.

– You failed nobody, – сказала я наконец, отстраняясь. – Это просто… война.

Князь всмотрелся в мое лицо, провел большим пальцем по синяку.

– Не надо так говорить. Когда так делают с женщинами – это не просто война. Когда так делают с пленными – это не просто война.