Седьмой. По лестнице сбежала Ийссельда в ночной сорочке.

— Что такое, Дориан? Отец, что это за звук? Он похож на бой часов. От него могут лопнуть барабанные перепонки.

Оладан мрачно поднял голову.

— Мне кажется, он угрожает самому нашему существованию, — проговорил он. — Хотя я и не знаю, почему так думаю…

Когда прозвучал седьмой удар, с потолка посыпалась штукатурка, и Замок сотрясло до основания.

— Нам лучше закрыть двери, — сказал граф Брасс, когда эхо замерло настолько, что он смог услышать собственный голос. Они медленно вошли в зал, и Хокмун помог графу Брассу закрыть двери, наложив тяжелый железный засов.

Восьмой удар заполнил весь зал и вынудил всех заткнуть уши. Громадный гербовый щит, висевший на стене с незапамятных времен, упал на каменные плиты.

В зал начали собираться слуги. Они были страшно перепуганы.

Девятый удар. Окна зазвенели, стекла раскололись и полетели вниз на землю. На этот раз Хокмун почувствовал себя так, будто он находился в море на корабле, который внезапно наскочил на невидимый риф, потому что весь Замок содрогнулся и их просто разметало по залу. Ийссельда начала падать, но в последний момент Хокмун все же успел подхватить ее, одновременно уцепившись за стену, чтобы и самому не упасть. От звука его затошнило, в глазах у него помутилось.

В десятый раз отзвучал огромный гонг, и, казалось, вся вселенная заполнилась этим звуком.

Боджентль рухнул на каменный пол, потеряв сознание. Оладан закружился на месте, прижав ладони к голове, зашатался и упал на пол. Хокмуна тошнило, голова раскалывалась. Граф Брасс и Д’Аверк, шатаясь, пересекли зал, подошли к столу и повалились на него.

Когда удар замер, Хокмун услышал слова Д’Аверка:

— Хокмун, посмотри!

Поддерживая Ийссельду, Хокмун сумел добраться до стола и стал искать взглядом кольца. Кристаллы все до единого разлетелись вдребезги.

— Вот и все наши замыслы партизанских рейдов, — хмуро произнес Д’Аверк. — Кроме того, вероятно, это конец вообще всем замыслам.

Раздался одиннадцатый удар. Звук был глубже и громче, чем предыдущий. Замок сотрясался, а все его обитатели катались по полу.

Когда все стихло, Хокмун на четвереньках пополз к Ийссельде. По лицу его текли слезы боли, а по теплому ощущению в ушах он понимал, что из них сочится кровь. Он видел, как граф Брасс пытается подняться, цепляясь за стол. Уши графа были окровавлены.

— Мы уничтожены, — услышал Хокмун слова графа. — Уничтожены каким-то трусливым врагом, которого даже не можем увидеть! Уничтожены силой, против которой наши мечи бессильны!

Хокмун все полз к Ийссельде, ничком лежавшей на полу.

Раздался двенадцатый удар, громче и ужаснее, чем все остальные. Замок угрожающе затрещал. Дерево стола раскололось, и стол беззвучно рухнул. Некоторые каменные плиты распались на осколки. Замок швырнуло, как пену в морском прибое. Хокмун стиснул зубы от боли, слезы на его глазах стали кровью, а напрягшиеся мышцы, казалось, вот-вот лопнут.

Затем низкому тону гонга ответил другой звук — высокий визг. Зал начали заполнять цвета. Сначала появился фиолетовый, потом пурпурный, затем черный. Казалось, миллионы крохотных колокольчиков зазвенели в унисон. На этот раз можно было различить звук, который доносился до них из подземелья Замка.

Хокмун попытался подняться, но это была бесполезная попытка, так что он упал лицом на камни. Звук все гудел на одной ноте, цвета начали меркнуть, потом звон внезапно затих.

И наступила тишина.

— Кристалл уничтожен…

Хокмун встряхнул головой и моргнул.

— Кристалл уничтожен! — Д’Аверк опустился на колени рядом с ним, стараясь помочь ему подняться на ноги.

— Ийссельда? — спросил Хокмун. — Как она?

— Не хуже, чем ты. Мы уложили ее в постель. Кристалл уничтожен!

Хокмун принялся счищать засохшую кровь с ушей и из ноздрей.

— Ты говоришь о кольцах Майгана?

— Д’Аверк, объясни ему как следует, — прозвучал голос Боджентля. — Объясни ему, что машина призрачного народа погибла.

— Погибла? — Хокмун поднялся на ноги. — Это тот последний удар и звон, что я слышал?

— Именно так, — подошел граф Брасс, тяжело опираясь на остатки стола. — Вибрация уничтожила кристалл.

— Значит? — Хокмун вопросительно взглянул на графа и тот кивнул.

— Да, мы вернулись в наше собственное измерение.

— И на нас еще не напали?

— Кажется, нет.

Хокмун глубоко вздохнул и медленно побрел к главным дверям зала. Он с трудом снял засов и открыл двери.

По-прежнему стояла ночь, звезды на небе были те же, но кружащиеся синие облака исчезли, и вокруг было жуткое безмолвие, а в воздухе висел странный запах. И не кричали фламинго, и не вздыхал в тростнике ветерок.