Шрифт:
Ты пишешь, что вся Россия приветствует меня с Синопской победой, я же должен сознаться, что бодрым состоянием духа наших команд, прекрасной материальной частью флота Россия обязана покойному благодетелю Черноморского флота адмиралу Михаилу Петровичу Лазареву. Мне же остается благодарить Всевышнего, что он даровал мне плоды неусыпной заботливости и постоянных трудов бывшего нашего начальника и друга. Право, всякий на моем месте сделал бы то же, что я.
Теперь вся Европа в волнении, надо думать о новых предстоящих действиях. Один Бог знает, когда мы увидимся с тобой. Ах, если бы года через два или три все успокоилось, и мне дозволили бы годик прожить в деревне в кругу моих добрых родных; право, я поздоровел и помолодел бы! К тому же вдали от всех вас я совсем одичал. Был при мне один близкий родной Платон Воеводский, да и тот теперь почти два года в отсутствии, за границей.
Здесь, кстати, и мне приятно тебе сказать, что Керн – молодец, прекрасно вел себя в сражении, получил чин и фрегат и в весьма непродолжительном времени будет командиром корабля и экипажа. Прошу тебя, любезный друг Андрей Михайлович, засвидетельствовать мое душевное почтение сестре Надежде Яковлевне и перецеловать за меня милых дочерей. С какою бы радостью я познакомился с ними лично. Прощайте, да благословит вас всех Господь всеми благами в мире! Не забывайте душевно любящего и преданного вам друга и брата.
P. S. Если ты видишься или переписываешься с сестрой Ириной Павловной, то засвидетельствуй ей мое душевное почтение. Сергей Михайлович Фиглиев всегда был ко мне внимателен, передай ему, что я всегда это помню и ценю.
…Нашлись люди, которые стали жужжать Нахимову, что Корнилов распоряжается его эскадрою, как своею, – и самолюбие флагмана, старшего в чине, заговорило на мгновение. Вот источник носившихся в то время слухов о несогласиях между двумя всеми уважаемыми адмиралами. По моей специальной обязанности я часто был посылан к Нахимову, хорошо знакомому мне лично, и могу утвердительно сказать, что оба адмирала слишком горячо любили службу, слишком свято понимали свой долг для того, чтобы из пустого тщеславия не помогать друг другу в общем деле – пользе и чести России.
Если Павел Степанович огорчался порою тем, например, что, сообщив ему приказание князя – высылать с кораблей на работы 1-й взвод 2-й абордажной партии, Корнилов просил прислать командиров кораблей на «Великий князь Константин» для личного объяснения, какого содействия ожидает от них начальство, то подобная досада проходила у Нахимова весьма скоро, и, как бы стараясь загладить свою внутреннюю вспышку, Павел Степанович приезжал к Корнилову и сам просил не стесняться тем, что он старший на рейде, и, в случае надобности для службы, делать прямо сигнал с корабля «Великий князь Константин», посылая только сказать ему в чем дело.
Владимир Алексеевич, с своей стороны, не упускал случая показать свое уважение к Нахимову: относительно эскадренных порядков мы имели приказание следовать во всем кораблю «Двенадцать апостолов»; имея намерение ввести в употребление на флоте что-нибудь новое, Корнилов всегда спрашивал предварительно мнение своего старого товарища, и для этого, невзирая на дурную погоду, ездил на корабль Нахимова не менее двух раз в неделю и, кроме того, часто посылал к нему своих флаг-офицеров; так, по его приказанию, я представлял Павлу Степановичу: таблицу расписания офицеров на военных судах, книгу дневных сигналов для гребных судов, книгу ночных и туманных сигналов для батарей, гребных судов, телеграфов и крейсеров, ночную таблицу позывных сигналов для эскадр и судов Черноморского флота, ночную таблицу рандеву Черного и Азовского морей и т. п.; наконец, услышав, что Нахимов огорчается, когда на корабль «Великий князь Константин» требуют мичманов его эскадры выписать приказ, Владимир Алексеевич принял методу посылать к Нахимову копию своего приказа по эскадре, с просьбою сделать приказ известным, а в неважных случаях просил его запискою объявить по эскадре такое-то распоряжение, и Павел Степанович, считая впереди всего пользу Черноморского флота, всегда с радостью содействовал Корнилову. Таким образом, дружеские отношения адмиралов укреплялись, и в продолжение всего лета 1854 г. Нахимов был принят как родной в семействе Владимира Алексеевича…
На случай тревоги на Северной стороне начальствовать войсками назначается контр-адмирал Истомин, на Южной – контр-адмирал Панфилов. Войска должны скопляться по мере требований и по сигналам с флагманского корабля. Начальникам войск получить приказание от командующего войсками в Крыму генерал-лейтенанта Моллера, к которому им предварительно явиться для получения надлежащих наставлений, причем представить и состав морских войск, могущих собраться на этой или другой стороне; кроме того, контр-адмиралу Истомину по обороне Северного укрепления по требованиям войск оттуда обращаться к генерал-лейтенанту Павловскому, на что спросить заранее разрешения генерал-лейтенанта Моллера.
О распоряжении этом имею честь сообщить в. пр-ву для сделания известным по флоту, причем присовокупив, что в случае моей отлучки из Севастополя е. с-ти угодно, чтобы движение флота и войск с кораблями [117] было подчинено вице-адмиралу Нахимову, как старшему на рейде.
Генерал-адъютант Корнилов117
Так в документе.
1) Генерал-лейтенанту Павловскому, окончившему возложенное на него поручение по Северному укреплению, сдать начальство над оным генерал-адъютанту Корнилову, на которого возлагается оборона всей северной части Севастополя;
и 2) заведование морскими командами, отделенными для защиты южной части Севастополя, поручается вице-адмиралу Нахимову.
О чем объявляю по севастопольскому гарнизону и вверенным мне вой-скам.