Как и рассчитывал Сургин, упоминание о спецназе заинтересовало заместителя Аджара. Берзоев спросил:

– Ты сказал, что тебя вышвырнули из спецназа?

– Да, это так.

– И давно уволили?

– Давно. В девяносто втором году. Так что в Чечне я ничьей крови не пролил. В Афгане да, там пришлось, в Союзе, в бывшем Союзе – нет, кроме последнего случая, когда одному козлу череп проломил. Но это ни к спецназу, ни к войне никакого отношения не имеет!

– Ты служил в Афганистане? – задал вопрос Али.

– Я там не служил, я в Афгане воевал, будучи командиром диверсионно-штурмовой группы отряда спецназа.

– В какие года это было?

– С восемьдесят первого по восемьдесят третий, потом с восемьдесят пятого по восемьдесят восьмой. Затем отряд вывели «из-за речки» и расформировали.

– И где ваш отряд действовал?

– Везде. По всей территории Афганистана и даже в Пакистане. Но там проводили единичные акции по освобождению пленных.

Берзоев задумался. Потом поинтересовался:

– А в районе Саланга не работали?

– Один раз, и то только потому, что один наш пехотный взвод попал в серьезную переделку. Поэтому майор Потапов, наш командир, и отдал приказ вытащить ребят из капкана духов. Даже дату того боя назову. 14 июня восемьдесят седьмого года!

Али привстал. По его виду было заметно, что он вдруг разволновался.

– Почему ты запомнил эту дату?

– Потому, что в том бою мы потеряли одного офицера, моего друга! Потеряли, когда, казалось, уже все кончилось. Но остался в щели снайпер. Он и снял Женьку! Мы позицию снайпера потом из огнемета сожгли. Живым факелом дух по склону метался, пока из пулемета не добили. Но друг погиб. Я каждый год 14 июня поминаю его. Это уже как традиция. Скорбная традиция!

Берзоев проговорил:

– Да, да, живой факел по левому склону. Потом очередь – и он скатился на дно ущелья. А до этого одиночный выстрел, убивший спеца! Да, так оно и было!

На этот раз Сургин изобразил крайнее удивление:

– Я не понял, ты слышал, что ли, о том бое?

Али взглянул на Андрея, переспросил:

– Слышал? Да нет! Я, русский, и командовал тем попавшим в засаду мотострелковым взводом!

– Погоди, погоди, а ведь точно, пехотой чеченец командовал. Потапов говорил!

В это время неожиданно, как взрыв, прогремел гром близкой грозы. Так в горах бывает. Солнце, тишина, потом вдруг оглушительный раскат грома, многократно подхваченный эхом. И через минуту ливень, после которого ручьи превращаются в бушующие потоки, сметающие все на своем пути. А потом опять неожиданная тишина. Солнце, голубое небо.

Пришлось перебираться в дом.

Сургин оказался в небольшой комнате – судя по офисному интерьеру, рабочем кабинете Аджара. И оказался в обществе все тех же Салахаева и Берзоева. Бывший командир мотострелкового взвода продолжил разговор, связанный с тем далеким боем в Афганистане. Андрей подробно изложил действия «своей» группы в сражении.

Али, выслушав майора, воскликнул:

– Так это твои ребята ударили с фланга по ущелью?

Сургин подтвердил:

– Мои! Тем самым переломив обстановку в нашу пользу!

Берзоев ненадолго задумался, поглаживая бороду.

– Значит, получается, это ты спас жизнь мне и моим оставшимся подчиненным? И я теперь должник твой?

– Спас взвод весь отряд, а не я, и не моя группа. И мы выполняли свой долг, так что никому ты ничего не должен.

– Вот как? Что ж, достойный ответ. Но... скажи мне, Валерий, какой еще один неожиданный эпизод произошел тогда, в июне, в ущелье Лакан сразу после окончания боя?

Андрей пожал плечами:

– Черт его знает! Я сейчас не помню, что там еще происходило. Сам знаешь, насколько ожесточенным был бой, но если имеешь в виду обрушение валуна с утеса, который раздавил трех духов, укрывшихся в расщелине, то тот момент в памяти сохранился. Судьба без нашего вмешательства словно покарала моджахедов. Так тогда многие говорили!

Али довольно улыбнулся:

– Хоп, русский! Теперь у меня нет сомнений в том, что ты действительно был в Лакане и принимал участие в том бою.

Берзоев повернулся к Аджару:

– Мамед! Ты слышал наш разговор, прошу, верни деньги русскому и отпусти его! Что бы он ни говорил, я все же обязан ему жизнью и являюсь его должником. А мы, горцы, всегда и всем оплачивали свои долги.

Аджар криво усмехнулся:

– И это после того, как он оскорбил меня?

– А как бы повел себя ты, узнав, что убили твоего брата? Только трус стал бы валяться в ногах и просить пощады, забыв обо всем! А этот русский не трус! Он мужчина, воин! И нашему народу не сделал ничего плохого. И брат его был воином, раз предпочел смерть позорному плену! Много ли у нас найдется таких бойцов? И еще, Мамед! Брат этого русского был захвачен в бою, он выполнял приказ и не сдался бы, если бы не рана. Джалал, взяв его, мог, конечно, требовать выкуп. Но за живого, а не за мертвого! Джалал перешел все границы, поэтому мы враждуем с ним. При чем в наших делах этот русский? – Берзоев указал кивком на Сургина. – Так пусть возвращается домой, а те сто тысяч, что он привез, в казну внесу я. Как плату за то, что он сделал для меня и еще многих людей в Афгане!