Шрифт:
Это все, что он говорит, а я встаю на колени, потом на ноги. Вскоре после этого — гонг. Все видят, что я трушу.
Теперь Руб напускается на меня.
— Если собираешься так и дальше, то какого хера вообще выходить?! Помнишь, что мы говорили в то утро? Это шанс. Наш единственный шанс, и ты его упустишь, потому что боишься чуток потерпеть! — На лице Руба оскал. Он рычит. — Если бы я дрался с этим парнем, я бы его вырубил в первом раунде, и ты это отлично понимаешь. А чтобы уделать тебя, мне надо двадцать минут, так что давай просыпайся и начинай шевелиться или иди домой!
Но я все равно не бью.
В публике раздается улюлюканье. Трусы никому не нравятся.
Раунды три и четыре — без ударов.
Наконец, последний, пятый, раунд.
Что происходит?
Я выхожу, сердце молотит, выламываясь из ребер. Ныряю, уклоняюсь, и Коварный Карл несколько раз крепко достает меня. Он все уговаривает меня не убегать, но я не слушаю. Я убегаю и так переживаю свой первый бой. Я проигрываю его, поскольку не нанес ни одного удара, и публика жаждет меня линчевать. Пока я иду с ринга, мне орут в лицо, плюют в меня, а один тип даже нехило врезает по ребрам. Поделом мне.
В раздевалке остальные ребята только качают головами.
Перри меня не замечает.
Руб не может себя заставить смотреть на меня.
Вместо этого он валтузит туши, подвешенные вокруг нас, а я снимаю перчатки, и мне стыдно. Перед Рубом еще один бой. Он злобно колотит туши и ждет, и мы знаем. Руб победит. Это просто видно по нему. Не знаю, откуда это в нем, — может, с той драки на школьном дворе. Не знаю, но прямо чую это носом, и вот уже второй бой окончен.
Перри командует: «Пора». Руб вмазывает последней свинье, мы идем к дверям. Как и в прошлый раз, ждем, и когда раздается голос Перри, Руб выскакивает за порог. Перри опять вопит:
— А теперь вы увидите такое, о чем будете вспоминать до конца своих дней! Будете хвастаться, что видели его! — Толпа затихает. В тишине Перри приглушает голос. Серьезный тон: — Вы еще скажете: «Я там был. Я был там в тот вечер, когда на ринг впервые вышел Рубен Волф. Я видел первый бой Рубаки Рубена Волфа». Так вы будете говорить.
Рубака Рубен Волф.
Вот, значит, имя.
Рубака Рубен Волф, и сейчас публика видит, как он идет к рингу, в куртке старшего брата. И зрители, как и все другие люди до сих пор, носом чуют. Уверенность.
Видят ее в глазах, что глядят из-под капюшона.
Походка у Руба не прыгучая и не нахальная.
Он не машет руками, изображая удары.
Но притом ни шагу не делает невпопад.
Не колеблется, не сомневается, прямой и твердый, готовый к бою.
— Надеюсь, ты получше братца, — выкрикивают из толпы.
Это меня ранит. Язвит.
— Я — да.
Но не так, как эти слова. Не так, как эти два слова из уст моего собственного брата, походя, не поморщившись.
— Сегодня я готов, — продолжает он, и я понимаю, что сейчас он беседует только с самим собой. Публика, Перри, я — мы все где-то там, фоном. Сейчас только Руб, схватка и победа. Никакого мира вокруг не существует.
Его противник, как заведено, выпрыгивает на ринг, но на этом всё. В первом раунде Руб два раза сшибает его с ног. Парня спасает гонг. В перерыве я лишь подаю брату воды, а он сидит, смотрит перед собой и ждет. Ждет боя с легкой улыбкой, будто именно здесь ему больше всего и хочется быть. Он едва заметно и часто-часто пружинит ногами. Еще-еще-еще, а потом вскакивает и идет, изготовив кулаки. Рубиться.
Второй раунд оказывается последним.
Руб мощно достает его правой. Просто вышибает легкие.
Потом под ребра.
Потом точно в шею. В плечо.
В руку.
Повсюду, где по правилам и открыто.
И наконец прямо в лицо. Три раза, пока изо рта у парня не брызжет кровь.
— Остановите, — Руб обращается к судье.
Толпа ревет.
— Остановите бой.
Но судья и не думает ничего останавливать, и Рубу приходится обрушить последний удар — в подбородок Умелого Уолтера Брайтона, и тот без чувств валится на брезент.
Кругом рев и буйство.
Бьются пивные стаканы.
Люди орут.
Новая капля крови падает на ковер.
Руб глядит.
И новый вопль делает круг по цеху.
— Ну, вот так, — говорит Руб, вернувшись в угол. — Я просил остановить бой, но, похоже, они любят кровь. За это, наверное, и платят.
Он спускается с ринга и немедленно окунается в обожание толпы. На него льют пиво, трясут руку в перчатке, орут, какой он молодец. Руб ни на что не отзывается.
В конце вечера мы все опять грузимся к Перри в фургон. Бугай победил после пяти раундов, но все остальные ребята проиграли, включая, естественно, меня. Обратный путь в тишине. Только двое сжимают в руке по пятидесятидолларовой банкноте.