— До Витебска километров двадцать. Но глубине это тактическая зона, поэтому всюду здесь войска: вторые эшелоны, артиллерия, штабы, склады и прочее. Выброситься на парашюте в этой зоне — слишком рискованно. Да к тому же, если высадка и удастся, все равно возвращаться нужно по земле. Самолет забрать вас не сможет. Понимаете?

— Понимаю, товарищ командующий.

— Вы сидите, сидите, — он не дал мне встать и продолжал — Надо, значит, туда и обратно по земле. Мне рекомендовали вас как опытного разведчика, которому не впервой ходить по тылам противника.

— Я сделаю все, товарищ командующий, чтобы выполнить ваш приказ.

— Ну и добро. Выходите сегодня же, возвращайтесь как можно скорее. Вы, генерал, подготовили документы?

— Так точно, товарищ командующий. Осталось сфотографировать в немецкой форме, и удостоверение через час будет готово.

— Группой пробраться труднее, — пояснил Черняховский, — пойдете один, в их форме, но избегайте встреч. Как у вас с немецким языком?

— В объеме десятилетки и военного училища, товарищ командующий… И то на тройку, — признался я и с опаской подумал: «Не примет ли он это за попытку уклониться от задания?»

— Ну вот, тем более. Нельзя вступать ни в какие разговоры. У нас есть люди, свободно владеющие немецким, но это глубинные разведчики, они не умеют действовать в полевых условиях. А вы проберетесь: зона, насыщенная войсками, для вас родная стихия. Что ж, давай руку, разведчик, — перешел он на «ты». — Не легкое тебе предстоит дело, береги себя. Помни, кто ты, и обязательно перехитри фашистов.

Командующий посмотрел мне в глаза и как-то по-семейному добавил:

— Мне очень нужны эти схемы, разведчик.

Он пожал мне руку и разрешил идти.

Мы возвращались тем же оврагом. На душе было необыкновенно легко и просторно. Меня охватило стремление скорее выполнить то, о чем просил командующий. Да, не только приказывал, но и просил!

Я переоделся в форму немецкого ефрейтора, меня сфотографировали, и я стал изучать явку: место, адрес, пароль, отзыв. Затем взялся за план города. Прежде в Витебске я не бывал, нужно было заранее сориентироваться:! с какой стороны я выйду к городу и куда двинусь дальше, ни у кого не спрашивая дорогу. Я подсчитал: необходимо пересечь двенадцать-тринадцать улиц, идущих с севера на юг, и тогда я окажусь в районе нужной мне «штрассе». Странно! В нашем Витебске и вдруг — «штрассе»!

Потом я изучал карту местности. Синим карандашом на карту были нанесены объекты немцев, известные нашей разведке. Я прикидывал, где идти особенно осторожно, что и с какой стороны лучше обойти.

Минут через сорок принесли служебную книжку с моей фотографией. В книжке было сказано, что я, Пауль Шуттер, ефрейтор 186-го пехотного полка. Все это удостоверялось цветными печатями с орлами и свастикой. Книжка была настоящая, видимо, одного из пленных, в ней только удалили старую и написали новую фамилию и сменили фотографию.

Организация переброски была поручена молчаливому майору. Мы сели с ним в «газик» и поехали к передовой. В прифронтовой деревушке нас встретил капитан — начальник разведки дивизии, на участке которой была намечена переброска.

Дальше пошли пешком. Капитан подробно рассказал об особенностях местности — на глубину до пяти километров — и о поведении противника в этом районе. Когда мы пришли на передовую, было уже совсем темно.

В первой траншее нас ждали пять разведчиков и три сапера, на всех белые маскировочные костюмы, оружие обмотано бинтами.

Я натянул свой маскировочный костюм. Последний раз молча покурил, попрощался и выскочил из траншеи вслед за разведчиками.

Мы шли. пригнувшись, от куста к кусту, по лощинам. Разведчики хорошо знали нейтральную зону, вели уверенно. Белые костюмы сливались со снегом, в десяти метрах фигура теряла очертания, и если человек не шевелился, его не было видно.

Чем ближе к проволочному заграждению, тем осторожнее становились наши движения.

Пулеметные очереди стали потрескивать совсем близко. Залегли. Дальше продвигаемся на четвереньках. Гитлеровцы стреляют из пулеметов не потому, что нас обнаружили, а таков у них порядок: короткими очередями прочесывают местность. Я знаю язык немецких пулеметчиков. Они говорят друг другу очередями: «все в порядке» или «готовится нападение». Сейчас они выбивают игривую дробь — та-та-тра-та-та. Это значит — они спокойны.

Изредка в небо взлетает ракета. Пока ее яркий покачивающийся свет заливает местность, лежим, уткнувшись лицом в снег.

Я наблюдаю за своими спутниками: «зубры»! Как только погаснет ракета, они устремляются вперед. Неопытный подождал бы, пока привыкнут глаза, а эти знают, что после ракеты, в наступившей темноте, вражеский наблюдатель несколько секунд ничего не видит, и используют момент.

Когда раздается пулеметная очередь, мои провожатые гребут снег в полную силу, продвигаются, не заботясь о звуковой маскировке. Это еще раз подтверждает, что они не новички. Новичок обязательно заляжет, когда пули щелкают над головой, а эти знают: пулеметчик во время стрельбы ничего не слышит, кроме своего пулемета. Свист пуль страшноват, конечно, однако обстрелянный человек понимает: свистит та, что мимо, а ту, что в тебя, не услышишь…