Из домика доносилось повизгивание ножа о точильный брусок. Кажется, Риттер всерьёз собирался бриться. Я обошёл вокруг строения. В стороне темнела под снегом куча мусора. Валялись пустые, банки из-под консервов, осколки посуды, кости морских животных, обломки разбитых нарт. Надо было возвращаться в дом.

У входа я заметил маленькую пристройку, на которую не обратил внимания раньше. Проржавевшие петли замка легко вышли из гнёзд. Я вгляделся в полумрак сарайчика. У стены стояли поломанные нарты и, видимо брошенная за ненадобностью, лёгкая, обтянутая шкурой какого-то морского зверя лодка. Не веря такой удаче, я вытащил нарты на свет. Им здорово досталось в переходах, но в моём положении не приходилось привередничать. Потом внимательно осмотрел лодку. Она тоже была потрёпана, борта кое-где потёрлись, но всё-таки это была лодка!

В доме было тепло. На полу стояли лужицы оттаявшего льда. Тускло светился зелёный глазок приёмника. Сквозь шум помех снова пробивался металлический ритм военного марша. Риттер сидел на нарах в одном шерстяном белье. У него было красное, как будто натёртое наждаком лицо. Возле плиты сушился выстиранный свитер. Ножом Риттер тщательно разглаживал просушенные листки писем. Они, видно, намокли вчера во время переправы через пролив.

Я выключил приёмник. Риттер, подняв глаза, слегка усмехнулся.

— Я боялся пропустить сообщение о капитуляции.

Я не ответил. Скинул с плеча автомат. Вынув магазин, сунул его в карман куртки. Разряженный автомат бросил на нары. Риттер посторонился. Он разгладил последний листок, аккуратно сложил его и спрятал в бумажник.

— Нож! — потребовал я.

Риттер помедлил. Нас разделял широкий стол. Кобура парабеллума на моём поясе была расстёгнута. Я ждал. Щёлкнула пружина. Лейтенант протянул финку. Но он хотел отступить с почётом.

— Вы спасли мне вчера жизнь, — сказал он. — Можете быть уверены, я этого не забуду.

Пожалуй, действительно я не зря вчера вытащил Риттера из воды. Теперь, когда появилась надежда на спасение, я знал, что с ним делать.

Лейтенант перестал быть для меня тяжёлой и опасной обузой. Он теперь бесценный «язык». Он пойдёт со мной, пойдёт через льды и разводья, пойдёт на север, пока я не сдам его первому патрулю союзников. Там он расскажет о том, что делают гитлеровцы на ничьей земле. Я должен довести его живым. Может быть, это хоть как-нибудь поможет тем, кто погибает сейчас на крутых, сбегающих к реке улицах города у Волги.

Два дня я возился возле сарая с лодкой и санями. Работал до темноты, делая только короткие перерывы для еды.

Риттер каждый раз встречал меня насторожённым взглядом, но сам ни о чём не спрашивал, а я не собирался раньше времени посвящать его в свои планы. Я решил починить нарты и поставить на них лодку. В лодку можно погрузить консервы и галеты. Грубо прикинул её объём и «водоизмещение». Лодка должна была выдержать нас обоих вместе с грузом и нартами.

Чтобы заменить изломанные части нарт и починить вёсла, я оторвал несколько досок от стола, самых крепких и свежих.

Я спешил. С островка надо было уходить как можно скорее. Я очень соскучился по простой человеческой работе, и дело у меня спорилось.

На третий день всё было готово. Из куска брезента я вырезал широкие лямки, концы оплёл канатом и закрепил у передних стоек нарт с той и другой стороны. Одну лямку я сделал немного короче другой.

Уже в сумерках я нагрузил лодку. Я решил, что мы будем проходить в день около пятнадцати километров. Пусть даже десять. Через месяц мы достигнем Шпицбергена.

Я взял консервы из расчёта по полторы банки в день на человека, два ящика галет, немного гороха, сушёного картофеля и луку. Три банки кофе. Несколько банок сгущённого молока. Страх перед голодом требовал взять с собой как можно больше еды, но я понимал, что с таким спутником, как Риттер, и тяжело гружёными санями не сделаю и двух переходов по застругам льда и снежным сугробам. Кроме того, я надеялся на охоту. Возле берега на льду не раз показывались круглые головы тюленей, но пока я боялся стрелять. Я привёл в порядок поржавевший примус и взял весь запас керосина — всего литров двадцать.

Нагрузив сани, попробовал сдвинуть их с места. После некоторого сопротивления нарты тронулись. По утоптанному снегу везти их было нетрудно. Я надел одну лямку, потом другую. Левая оказалась тесноватой и врезалась в плечо. Я ослабил канат. Теперь всё было хорошо.

Когда я вернулся в дом, Риттер взволнованно шагал из угла в угол. Снова грохотал военный оркестр. Я несколько раз пытался поймать советскую радиостанцию или станцию союзников, но немецкие передатчики на севере Норвегии их глушили.