Надя не стала спрашивать через сколько. Она видела ответ в том, как напряглись его широкие плечи, как сжался красивый рот. Его отец обзавелся женой номер два, не дожидаясь ухода первой.

Она не могла представить, как чувствовал себя ребенок, которому пришлось пройти через такое. Отношения Нади с матерью складывались по меньшей мере непросто, но даже когда ее не было рядом, она всегда была где-то. Даже если это «где-то» означало другой конец света.

В конце концов, ей не понадобилось тысячелетие. Этот большой сильный мужчина вдруг неожиданно позволил ей заглянуть за свой железный занавес. Заглянуть в те тайные глубины, которые скрывались за блестящим фасадом. И хотя Надя пыталась убедить себя, что это ничего не значит и ничего не меняет, она ощущала это, как нежданный подарок.

Почувствовав внезапную потребность сделать ответный шаг, она сказала:

– Я никогда не знала своего отца.

Темные глаза Райдера сверкнули.

– Думаю, он был кем-то из мира танца. Моя мать тоже была танцовщицей. Из того, что мне удалось собрать по крупицам, я сделала вывод, что он был хозяином балетной труппы или кем-то вроде этого. – Из непрерывного бормотания своей рассудительной бабушки, Надя выяснила, что мать переспала с кем-то ради карьеры и была крепко наказана за это. Кому нужна беременная прима-балерина?

– Ваша мать близка вам? – спросил Райдер.

– Она живет в Тураке.

Конечно, он имел в виду не это. По тому, как блеснули его умные глаза, как опустился уголок рта, Надя видела, что он понял цель подмены. Но настаивать не стал. Не стал выпытывать больше, чем она хотела сказать. Этот человек нес ее продукты. Этот человек дал ей свою толстовку, чтобы она согрелась. Этот человек после каждого занятия – не считая того, когда он должен был позаботиться о сестре, – провожал ее на улицу, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.

Дойдя до перекрестка, Надя нажала кнопку переключения светофора. Когда Райдер остановился рядом с ней так близко, что она почувствовала его дыхание, у нее побежали мурашки.

– Вы хотите есть? – спросила она, прежде чем успела понять, что говорит.

Райдер бросил на нее взгляд. Томный, жгучий, понимающий, что происходит.

Но дело было сделано. Приглашение произнесено. Приглашение к продолжению.

– Меню без деликатесов. Ребрышки и салат. Домашний сырный пирог, сделанный в чьем-то другом доме. Бутылка красного вина.

Райдер ответил не сразу, и Надя вся внутри съежилась.

– Я в игре, – сказал он. На его лице появилась улыбка, способная в одночасье лишить чувств целую армию женщин. Он повернулся и пошел назад в сторону автомобильной стоянки. – Вы будете готовить, а я поведу машину. Если, конечно, вы в состоянии терпеть мое не слишком блестящее авто.

Надя чуть помедлила, как будто обдумывала его слова, а потом с неожиданной легкостью пошла за ним.

Райдер сидел напротив Нади за шатким кухонным столом и смотрел, как она, закрыв глаза, объедала остатки мяса со свиного ребрышка.

Или эта женщина совсем не понимала, что он изо всех сил вдавил ноги в пол, чтобы удержаться и, опрокинув стол, не броситься целовать ее, слизывая мясной сок с ее манящих губ, или она точно знала, что делает с ним, и наслаждалась этим.

С вероятностью девяносто пять процентов Райдер был уверен в последнем.

В попытке избежать возможных неприятностей он принялся озираться по сторонам. Ее жилище оказалось такой же загадкой, как она сама. Он ожидал увидеть изобилие ярких естественных цветов, вспышки молний, возможно даже, потайные коридоры. Вместо этого квартира оказалась маленькой, невыразительной и без всякого декора. Если не считать пары фотографий танцоров, в ней не было никаких признаков личных пристрастий.

И все же, сидя за жалким столом в этой крошечной квартирке над неработающей прачечной, Райдер чувствовал, что отдыхает. Впервые за многие дни.

И неизвестно откуда к нему вдруг явилась мысль, что его яркой творческой матери понравилась бы эта женщина. Твердость духа, ее бесстрашие, то, как она жила, не задумываясь над тем, что скажут другие.

А что думал он? С того первого момента, когда Надя вышла к нему в танцевальной студии, такая сердитая, загадочная и бесстыдная, он считал ее порождением ночи.

Но в этой светлой, теплой, тихой комнате он отбросил первое впечатление и посмотрел на нее заново.

При свете дня ее прекрасная кожа оказалась светлой и гладкой. Пряди темных волос отливали каштановым и рыжим. Она убрала их наверх, показывая самую изящную шею, какую он когда-либо видел. Подогнув под себя босую ногу и склонившись над едой, она выглядела спокойной и довольной. И казалась даже как-то меньше.

Райдер с трудом мог вспомнить, почему на протяжении последних дней так тщательно и решительно гнал от себя мысли о ней. Он чувствовал, что освобождается от навязчивого желания, сковывавшего его, как узкий пиджак.