– Могу показать жетон с личным номером, – улыбнулся я самой приятной улыбкой.

– Что ж, покажешь его коменданту. Следуйте за мной.

– За что? – угрюмо спросил Грымов.

– За нарушение формы одежды, самовольное убытие из своего гарнизона и отсутствие документов. Вы из какого полка сюда прибыли?

– Да нет, мы не из полка, мы марсиане, – усмехнулся Острогин. – Вдобавок завербованные ЦРУ, а еще и Ахмад Шахом.

– Ну-ну. Шутить будете в другом месте. Я же сказал: на выход! – строго приказал майор.

– А мы и так выходим, – успокоил его Игорь. – Шли себе, не скандалили, не шумели, скромненько так. Ведь, правда, ребята, хотели по-хорошему?

– Правда, он нас даже уговаривал, что драки не нужно, – кивнул я в сторону Марасканова.

– Вы это на что намекаете? – Высокий лоб майора покрылся легкой испариной. – Патрульные, постойте тут, не выпускайте их, я сейчас.

И начальник патруля метнулся к телефону у стойки бара.

Мы молча вытеснили обоих солдат из кафе, и Эдуард обратился к ним:

– Ребята, отойдите в сторону и не дергайтесь, а то замолотим. Стойте молча пять минут, ведь ни нам, ни вам лишний шум ни к чему.

Солдаты были растеряны и явно напуганы. Два щупленьких бойца против пяти офицеров, среди которых трое выглядели громилами. Силы были не равны.

– Да мы ничего, понимаем, конечно, это все майор.

– Вот и хорошо, что такие понятливые, челюсти, руки ломать не придется. Счастливо оставаться, привет начальнику.

Зайдя за угол, Эдик рявкнул:

– Ходу! Бежим, а то облаву устроят и КПП перекроют. А по тропам ночью не пройти: либо часовые подстрелят, либо на минное поле наткнемся.

Пробежав триста метров, мы приблизились к первому посту. Дневальный сидел на камне и задумчиво курил, глядя куда-то вдаль, в сторону Кабула. Спокойно пройдя мимо него, мы побежали вновь. У второго поста маячил дежурный и весь состав наряда. Темнота сгущалась с каждой минутой. Прапорщик-азиат попытался преградить нам дорогу:

– Товарищи офицеры, ви куда пошоль?

– Не лезь, уйди в сторону, а то опоздаем на трамвай, тогда на твоем топчане спать будем, – пообещал ему Острогин, отодвигая его в сторону, и мы вошли в приоткрытые ворота.

– А-а-а, – задумчиво почесал затылок прапорщик и затем заорал нам вслед – Какой-такой трамвай, тут и рельсы нет. Пошутили, понимаешь, да?

– Нет, не пошутили, сейчас рельсы проложим, и он придет. Только никому не говори, особенно тем, кто нами будет интересоваться. А то как-то нехорошо: выпустил ночью к «духам» за пределы гарнизона неизвестных офицеров. Не порядок! – ответил Серж.

– Стой! Стрелять буду! Мать вашу!

– Я те стрельну! И маму не трогай! Гранату сейчас брошу – всю жизнь на аптеку работать будешь! Не было никого! Понял? У, ишак бухарский… – рявкнул Грымов.

– Чего ж не понять? Ясно… – притих прапорщик.

И мы, весело смеясь, убежали вниз, к кишлаку. У поворота дороги сидел торговец с лотком и при свете керосиновой лампы спорил с покупателем. Он очень удивленно посмотрел на нас и что-то прокричал.

– Что ему надо, чего орет? – спросил Ветишин. – Хоть бы кто-нибудь их язык понимал. В следующий раз Арамова нужно взять.

– В другой раз автомат нужно брать с собой. Тогда и патруль можно пугнуть, и «духов» завалить, если что, – резко оборвал его я. – У кого-нибудь, кроме меня, есть что-либо с собой?

– А что есть у тебя? – поинтересовался удивленно Грымов.

– У меня – две РГО в боковых карманах штанов, по костям очень больно стучат. Сейчас запалы вверну – и уже вооружен. – И с этими словами я принялся вкручивать запалы.

– Вооружен! Только себя и нас подорвать сможешь, – усмехнулся Марасканов.

– Что-то о возвращении мы не подумали, – задумчиво почесал «череп» Острогин. – Я даже гранату и ту не захватил. Но кто же знал, кто мог предположить, что мы досрочно вернемся. Такой огромный штаб, обширный женский контингент, и так бесславно возвращаемся. Мне даже стыдно за себя, а за вас тем более.

– Мужики, я вижу, как Острогин действительно краснеет, – объявил Ветишин. – Ему и вправду стыдно.

– Хватит болтать, быстрее идите и молчите, накличете беду, – забурчал Грымов. – Как бы «торгаш» этот «духов» за нами не послал.

Неожиданно со стены, которая возвышалась вокруг афганского музея, кто-то громко окликнул нас.

– Тохта (стой)!

– Бача, дуст! Салам, шурави командор буру (друг, здравствуй, русские командиры идут), – крикнул Острогин.

– Салам алейкум! Буру-буру (идите). Сигарет? Сигарет?