Шрифт:
Хотя взрыв произошел на расстоянии 37 метров от судна, «Фрам» так тряхнуло, что все на нем задрожало и со снастей осыпался иней. Во льду мощностью около 1,2 метра пробито сквозное отверстие; вообще же, если не считать небольших трещин вокруг, взрыв не оставил заметных следов».
«Воскресенье, 24 декабря. Сочельник. 37 градусов мороза. Сияющий лунный свет и бесконечная тишина полярной ночи. Брожу одиноко по льду. Первый сочельник вдали от дома. Как я тоскую! Наблюдение дало 79°11'. Никакого дрейфа. Находимся двумя минутами южнее, нежели шесть дней тому назад». В дневнике моем ничего больше нет об этом вечере, но когда я о нем вспоминаю, – все встает передо мной, как воочию. На борту царило необычайно торжественное настроение. Сокровенные мысли всех и каждого, по-видимому, уносились к родному очагу, но ни за что на свете нельзя было обнаружить этого перед товарищами; поэтому люди шутили и смеялись больше обыкновенного.
Все лампы и свечи, имевшиеся на судне, были зажжены, не осталось ни одного темного угла ни в кают-компании, ни в каютах, все было залито светом. Пир в этот день превзошел, конечно, все предыдущие – в сущности, ведь только едой мы и могли отметить наши праздники. Обед был первоклассный, ужин также, а на десерт появились целые горы рождественских пирожков, которые Юлл прилежно пек в течение нескольких недель. Затем наслаждались вкуснейшим пуншем и сигарами; само собой разумеется, в этот день было разрешено курить в кают-компании.
Праздник достиг своего апогея, когда были принесены два ящика с рождественскими подарками – один от матери Скотт-Хансена, другой от его невесты, фрекен Фоугнер. Трогательно было видеть детскую радость, с которой каждый принимал свой подарок, будь то трубка, ножик или какая-нибудь другая безделушка; она ведь была как бы весточкой оттуда, из родного дома. Затем произносились речи и появился экстренный выпуск «Фрамсии» с иллюстрированным приложением, рисунки для которого были сделаны знаменитым полярным художником «Хуттету».
В поэме, написанной по поводу сегодняшнего дня, говорилось:
Толстый лед заковал корабль,И зима раскинула свой плащ,Мы несемся по ветру во льду,И о родине думаем вновь.Счастья полного в Новом годуПожелаем всем нашим родным;Из далеких полярных краевЧерез год мы вернемся к ним!Было много и других стихов, в частности, один, в котором описывались важнейшие события последнего времени:
Там медведи, тут щенята,В праздник масса пирожков.Устоял Педер, ребята,От медвежьих, от зубов,Мугста щелкает курком,Якобсон трясет копьем… и т. д.Затем следовала длинная поэма «О похищении собак с палубы „Фрама“»:
Наш вахтенный и наш гарпунщик,Квирре-вирре-вип бум-бум!Выходят вместе прогуляться,Квирре-вирре-вип бум-бум!Вахтенный наш, не будь дурак,Квирре-вирре-вип бум-бум!С собой взял хлыст для собак,Квирре-вирре-вип бум-бум!Но гарпунщик беспечный,Квирре-вирре-вип бум-бум!Фонарь взял первый встречный,Квирре-вирре-вип бум-бум!Идут они и говорят:Квирре-вирре-вип бум-бум!Медведя видеть-де хотят,Квирре-вирре-вип бум-бум!Но вот медведь явился,Квирре-вирре-вип бум-бум!Вахтенный заторопился,Квирре-вирре-вип бум-бум!Он бежит, как лань,Квирре-вирре-вип бум-бум!А гарпунщик и отстань,Квирре-вирре-вип бум-бум!и т. д.Между объявлениями находилось следующее:
Школа фехтования
Вследствие отсрочки нашего отъезда на неопределенное время может быть принято еще некоторое ограниченное число учеников для обучения фехтованию и боксу.
Маяков, учитель бокса; а квартирой доктора, следующая дверь.Еще одно:
«Из-за недостатка места в настоящее время по Насосной ул. № 2 [181] распродается партия подержанной одежды. Поскольку неоднократные приглашения убрать ее остались безрезультатными, я вынужден с нею разделаться. К сведению покупателей: вещи не протухли, так как хорошо просолены».
181
Так мы называли четырехместную каюту по правому борту.
После чтения газеты перешли к музыке и пению. Разошлись только поздней ночью.
«Понедельник, 25 декабря. Первый день Рождества. –38 °С. Совершили прогулку к югу при восхитительном лунном освещении. Около вновь образовавшегося тороса я ступил ногой на молодой лед и провалился. Вымок насквозь. Но при таком морозе это ничего не значит – вода сразу превращается в лед, и потому не особенно холодно; скоро чувствуешь себя совсем сухим.
Дома сегодня, наверно, вспоминают нас и посылают нам сочувственные вздохи. По их представлениям, мы ведь так страдаем в холодной и полной жути ледяной пустыне. Боюсь, что сочувствие их охладело бы, если б они могли заглянуть к нам, послушать, как мы веселимся, посмотреть, как хорошо нам живется. Я думаю, лишь немногие там, дома, живут лучше нашего.
Во всяком случае, я никогда не вел более сибаритского образа жизни и никогда не имел большего основания опасаться изнеженности. Послушайте хотя бы, какой у нас сегодня обед:
1. Суп из бычачьих хвостов.
2. Рыбный пудинг с картофелем и соусом из масла, стертого с желтками.
3. Оленье жаркое с горошком, фасолью, картофелем и брусничным вареньем.
4. Крем из морошки со сливками.
5. Крендель и марципан.
Последнее блюдо было приятным подарком кондитера экспедиции, которого мы не раз благодарили за его заботы.