Доктор Элдер заговорил о том, что делать с Ундиной дальше:

– Я думаю, будет лучше, если мы пока ничего не скажем полиции.

– Почему? – удивился Майкл.

– Потому что наша маленькая «русалка» в любой момент может вновь обрести память, и необходимость подвергать ее малоприятным расспросам в полиции отпадет.

– А что, если ее память через пару дней не вернется? – спросила я. – Рано или поздно полиция все узнает, и тогда нас спросят, почему мы так долго все скрывали.

Майкл и Линк посмотрели друг на друга. Затем Майкл сказал:

– Мы просто скажем, что она находилась под присмотром квалифицированного врача.

– Кроме того, мы очень хорошо знаем Фрэнка Фрэйма, нашего шерифа, – заметила Кэри. – Думаю, Линк совершенно прав. Мы подключим полицию, когда другого выхода не будет.

На этом дискуссия прекратилась. Но меня не оставляло ощущение, что от меня что-то скрывают, и это меня злило.

После ужина мне удалось поговорить с Линком наедине. Устроить это было несложно. Я вышла с бокалом бренди на террасу, он последовал за мной. Поболтав о том о сем, я перевела разговор на Ундину:

– Вы действительно думаете, что будет лучше оставить ее тут и ничего не говорить полиции?

– Возможно. Конечно, нелегко в подобной ситуации найти правильное решение.

Он взглянул на меня:

– Вы должны признать, что место здесь великолепное!

– И что люди тут очаровательные.

– Вот именно.

– Как давно вы знаете Кэри и Майкла?

Прошло некоторое время, прежде чем он ответил:

– Не очень давно. Но думаю, что знаю их хорошо.

– Вы были лечащим врачом Кэри?

– С чего вы взяли?

– Ну, сегодня она рассказала, что в Европе у нее был нервный срыв.

Он снисходительно посмотрел на меня, и я почувствовала, что краснею. Он, наверное, решил, что я сплетница.

– Это не простое любопытство, – стала я оправдываться. – Я хотела узнать, сказала ли она мне…

– Сказала ли она вам правду?

Я кивнула:

– Кэри склонна иногда, скажем, приукрашивать свои истории.

Вместо ответа врач сделал мне какой-то комплимент, и я почувствовала себя школьницей, задающей слишком много глупых вопросов.

В этот момент на террасу выпорхнула Кэри. В руках у нее был бокал. Она по-хозяйски взяла Линка под руку. Он ласково посмотрел на Кэри, и мой внутренний голос прокричал: «Кэри, не тронь его!»

Мы вернулись в столовую, и я села рядом с Ундиной. Я взглянула на нее, и тут мне в голову пришла идея:

– Ундина, как только вы окрепнете, я бы хотела написать ваш портрет. Конечно, если вы не против.

Девушка испуганно посмотрела на меня:

– Меня? Вы хотите писать меня?

– Да, и очень!

– Я буду этому очень рада! Миссис Джастис рассказала мне, что вы известная художница.

– Хорошо. Мы пойдет на берег. Я хотела бы написать вас на фоне моря.

– О, я и сейчас чувствую себя совсем хорошо. Правда! Может быть, начнем прямо завтра? Тогда у меня будет хоть какое-то занятие.

Тут я заметила, что она как-то тревожно и даже со страхом смотрит куда-то поверх моего плеча. Я оглянулась. За мной стояла миссис Бенсон. Она не посмотрела на Ундину ни разу.

Кэри, которая, вероятно, услышала, о чем мы говорили, сказала:

– Я распоряжусь, чтобы кухарка приготовила вам что-нибудь перекусить. Что бы вам хотелось?

– Ну, может быть, фрукты, пару бутербродов, что-нибудь в этом роде.

Кэри посмотрела на Ундину, но та лишь нерешительно развела руками:

– Я не знаю, чего бы мне хотелось. Извините!

Казалось, что она вот-вот расплачется. Импульсивно я взяла ее за руку. Она подняла голову и попыталась улыбнуться.

Я взглянула на Кэри. Она смотрела на нас – холодно и подозрительно.

Следующий день был чудесным! Утренний туман рассеялся, небо было невероятно голубым. Мы с Ундиной спустились на берег.

Наконец, мы нашли подходящее место между двух скал, откуда открывался красивый вид на море. Белая пена попадала на камни, когда волны разбивались о скалы. Идеальный фон для русалки!

Я установила мольберт. Ундина послушно села на место, которое я ей указала. Я чувствовала, что у меня может получиться самая лучшая картина из всех, которые я когда-либо писала.