Их пост был как на ладони — словно мишень, подвешенная в полусотне шагов перед хорошим лучником. Случись нападение, перебьют всех до одного, пока подоспеет помощь. Но приказы не обсуждаются.

Ильгар отказался от ужина, ограничившись травяным чаем и куском хлеба, густо намазанным медом.

Он ушел ото всех, сменив Снурвельда возле одного из костров. И теперь сидел на старом одеяле, привалившись спиной к насыпи, глядел на меч. Оружие — мечта. Но для него — упрек.

Невзирая на усталость, спать не хотелось. Время тянулось медленно. От скуки десятник трижды проверял дозорных, топтался возле насыпи и разговаривал со жнецами и стражами, участвовавшими в защите города.

Ночь стояла глухая, темная, безветренная: раздолье для мрачных мыслей, тревог и грусти. Как раз такая, чтобы оплакивать мертвых.

А рассвет выдался именно таким, чтобы напомнить — жизнь продолжается. Небо на востоке заалело, потом засверкало золотом, когда яркое летнее солнце выглянуло из-за горизонта. Свет разлился косыми лучами по земле, заиграл на озерной глади. Налетел игривый ветерок, — теплый, приятный, — принес с далеких полей запах цветов и разнотравья. Ильгар взобрался на насыпь и закрыл глаза, греясь в лучах небесного светила. То были волшебные мгновения, коих так мало в жизни…

Но чары спали, едва со стороны города донесся глубокий и печальный звон набата.

Сквозь разрушенные ворота из Сайнарии потянулось шествие облаченных в черное людей. В согласии с обычаем этих краев — каждый горожанин нес несколько поленьев или вязанку хвороста. Под несмолкающий звон следом за ними катили телеги. На них покоились жертвы великанов, уложенные на солому и накрытые белоснежным полотном. Поверх него лежали цветы и спелые колосья пшеницы. В середине процессии трусили, обступив пышные носилки, сарлуги. Все — в одеждах цветов рода Мертелля, на копьях трепетали вымпелы. Тело юного всадника утопало в кружевах, дорогом черном шелке и алом бархате. Замыкали колонну жрецы. Белые рясы и балахоны заменили бурые рубища, подпоясанные бечевой. Мужчины шли босиком, женщины — в тряпичных обмотках и повязав головы платками. В жрецах не осталось ни следа от обычной величественности, горькая покорность сквозила в каждом движении. Четверо — по двое с начала и конца колонны — несли на шестах кадильницы.

— Пышно, — пробормотал Барталин, встав по правую руку десятника. Он только что вернулся из дозора, следом за ним плелся Партлин. — Опять скорбный пир? Хлеб, вино и соль?

— Только без нас. Завтра на рассвете выходим.

— Отсыпной не дадут? — жалобно промямлил толстяк.

— Ты первый день в Армии? — спросил Ильгар.

— Нет, но…

— Тогда сам ответишь на вопрос… Уходим! — крикнул десятник, махнув своим подчиненным рукой. — Вон, у частокола уже смена топчется…

Воины десятка вернулись в казарму.

Ильгар умылся из бадьи, переоделся. Немного подумав, оставил новый меч на попечительство оружейнику и, прицепив на пояс ножны с кинжалом, отправился в город. Сон сулил лишь головную боль, кошмары и — что самое скверное — потраченное время. Пока еще находились в городе, хотелось уладить несколько дел… личных. Начать решил с простого: отыскать Нерлина. Он не видел торговца на турнире, в последовавшем за ним хаосе — тоже. Ильгар волновался за друга, хотя и понимал, что ничем не мог бы ему помочь. От мысли, что человек, с которым провел бок о бок юные годы, мог очутиться на одной из покрытых белым полотном повозок, сгоревших в погребальном огне сегодня утром, делалось муторно на душе…

Найти новое родовое гнездо торговца не составило труда: особняк выделялся крикливой пышностью даже на фоне резиденций обоих преаторов и прочей знати. Лепнина, мрамор, лакированное дерево, разноцветная черепица — всего в изобилии. Двухэтажный дом, окруженный еще не загустевшей зеленой изгородью, охраняла пара молодцеватых парней с дубинами. Один прохаживался по аккуратной щебневой дорожке, второй кормил огромного пса. Зверь ощерился, заметив Ильгара, рванул цепь, залился лаем. Оба здоровяка, как по команде, обернулись к распахнутым настежь воротам.

— Где Нерлин? — спросил десятник, без разрешения ступив на дорожку.

Его поведение явно смутило охранников. К тому же на нем была стеганка с гербом Армии, а это лучшая защита от возможных неприятностей.

— Дома он, — ответил тот, что кормил собаку. Затем вытер грязные руки о штаны и взял дубину. — А ты кто?

— Его друг, — сказал Ильгар. — Нужно перекинуться с ним словом-другим.

— Друг? Ну… ладно, — казалось, что слова жнеца удивили его еще больше. — Хм… друг…

Положив дубину на плечо, охранник отправился к дому.

Пес рвался, заливался лаем и злобно рычал. Ильгар никогда не видел собак такой породы — коренастое и короткошерстное животное целиком состояло из мышц. Он порадовался, что звенья толстые и прочные, а конец цепи крепился прямо в стену.

Нерлин появился неожиданно. В помятой пижаме и мягких бархатных туфлях. В руках — глиняная бутылка в ивовой оплетке. Торговец был пьян, зол и, похоже, одурманен — глаза маслянисто блестели.

— Ильгар, — буркнул он неприветливо. — Чего тебе?

— Вижу, ты цел, значит, уже ничего, — усмехнулся десятник. — Если интересно: мы уезжаем завтра утром.