Шрифт:
А Кумоха продолжает:
— Дюка Степановича, богатейшего молодого боярина из Волынь-земли, князь Владимир тоже засадил в земляну тюрьму.
Посылает Микиту Казимирова Описывать Дюковых животов [11] Он писал три года, Он писал три воза И поехал ко городу ко Киеву. Окольной дорожкой ехал три года, Времени стало десять лет. Приезжает ко князю Владимиру. — Князь Владимир стольнокиевский, Продай Киев-город со Черниговом, Купи бумаги со чернилами, Тогда ты поезжай Дюковых животов описывать.11
Животы — имущество.
Кумоха слышал это от отца, отец — от дедов. «Сколько же поколений? — прикидывает студент. — Былина о Дюке Степановиче была сложена в первый раз где-нибудь в веке XIII — лет 700, то есть поколений 30 назад…»
Любопытно, что в былинах князю Владимиру достается: Ставер Годинович спасается из заточенья, Дюковы животы князю никак не переписать. А что вот такому Кумохе? Он и десять веков назад посмеивался над князем стольнокиевским. Неграмотного труднее поймать на слове. А если б писал, как Нестор, как другие?.. Что написано пером — не вырубишь топором… А того, кто писал, — не вырубить?..
Почему-то из головы не шло:
Продай Киев-город со Черниговом, Купи ты бумаги со чернилами…За окном все хлещет и хлещет дождь. Изба вздрагивает от наскоков черного ветра. Шахматов лежит на полатях в безмолвной горнице. В каких-то странных сочетаниях смутно прорываются видения: пергаменные листы с красными заставками, старый Никифор Шарыпка, черный монах, пишущий летопись, изящные томики Карамзина, черные онежские избы. Во всем этом какая-то связь, тонкая, неуловимая…
Черный монах совсем низко склоняется над листом и выводит:
Продай Киев-город со Черниговом, Купи ты бумаги со чернилами…Затем монах поднимает голову, и, конечно, Шахматов узнает Нестора сразу. Собственно говоря, он никогда не видел Несторова портрета, потому что портрета не существовало. И тем не менее это был Нестор…
Студент взволнован: у него так много вопросов; и он волнуется еще сильнее, боясь, что вопросы уйдут и Нестор уйдет— и для науки будет неслыханная потеря…
Волнение пробуждает спящего. Нестор исчез.
Шахматов лежит минуту неподвижно, потом, вздохнув и улыбнувшись, засыпает сном крепким и спокойным.
«Совет вопросов не имеет»
— Господин Шахматов! Как вам известно, совет Московского университета, принимая во внимание ваши значительные академические успехи, считает возможным оставить вас при университете. У нас, собственно, один вопрос: для двух испытательных лекций вы избрали две темы — не слишком ли, как бы это сказать, далекие одна от другой? Нет ли тут некоторого верхоглядства, искусственного стремления вширь? В самом деле: «Об окончании именительного падежа множественного числа имен существительных в русском языке» и рядом: «О составе Повести временных лет»?
— Господин ректор, я вижу глубокую связь этих тем. Язык — живая история. Историю сохраняет язык.
Совет более вопросов не имел.
— Господин Шахматов, после ваших блестящих вступительных лекций и отличных магистерских экзаменов, мы видим в вас будущее нашей науки. Вам всего 27 лет, но, судя по отзывам профессоров Фортунатова, Ключевского, вы… Впрочем, не буду продолжать. Нам кажется странным и неуместным ваше решение покинуть университет.
— Господин ректор, я ценю ваше внимание. Однако мне было бы тяжело заниматься чистой наукой, в то время как существует и иное поле деятельности. Я принял предложение занять должность земского начальника на родине, в Саратовской губернии.
— А наука?
— Я дал обещание профессору Фортунатову через два года привезти готовую диссертацию. Ближайшие два года я хотел бы провести в деревне… Может, я буду там полезен людям.
Должность земского начальника император Александр III учредил в полицейских целях. Власть начальника велика.
1891 год. Голод, невиданный даже для вечно голодной страны. Шахматов пытается что-то сделать, чем-то помочь голодающим, он спасает от полицейской расправы нескольких бунтовщиков, ищет, как наилучшим образом распределить скудные средства среди десятков тысяч несчастных. По мере сил он не дает плохому сделаться еще худшим…
И не в состоянии дня прожить без науки. По медвежьим углам, волостным конторам, избам возит стопку бумаг, томик летописей и несколько других книг. «Влечение — род недуга», — пишет он об этом в одном из писем. Кое-кто из сослуживцев удивляется, даже восхищается: как он может по двадцать часов на ногах, а только присядет — книга уж на столе…
Услыхав такие речи, Шахматов хмурится. «Мне было бы гораздо труднее наукой не заниматься, — думает он. — Мне совестно, после того что вижу днем, ночью открывать древние книги, столь далекие от всего этого. Но это уж сильнее меня…»