Но доктор Рыжиков застыл с открытым ртом и неподвижным взором.

– Эй, Юра… – осторожно испугался бесстрашный лев. – Ты в шоке, что ли? Или в гипнозе? Эй…

Доктор Рыжиков вперился взглядом в светлый эмалевый корпус универсальной стоматологической установки модели УСУ-3М. Доктор Тунянц вперился в доктора Рыжикова, выискивая в нем признаки жизни.

– Без коньяка не обойтись, – констатировал он. – Ты чокнулся слегка или идея осенила?

– Иея… – шевельнул языком доктор Рыжиков, боясь выдохнуть пломбы. – Галуоася… тьфу-тьфу-тьфу…

– Смотри не выплюнь, – успокоился старый лев. – И повтори с закрытым ртом.

– Залюбовался машиной, – повторил доктор Рыжиков, как будто она только что не сверлила ему дупла, а вкладывала в рот конфеты «Птичье молоко». – Замечательная машина. Мне такая нужна. Махнем не глядя?

– Ты что, – насторожился опытный и незаменимый зубник, – решил расширить производство? Жмут нейрохирургические туфли? Зачем мне такой талантливый конкурент, ты подумал? Ты лучше у гинекологов клиентуру иди отбивай, у глазников каких-нибудь.

Доктор Петрович осторожно засмеялся. Бормашина весьма хороша для органического стекла, бутакрила и прочих веществ, незаменимых при ремонте черепа. А то с напильником пилишь, пилишь…

– Для тебя, Юра, я готов вывернуть изо рта последний золотой мост, – расчувствовался старый лев. – Я даже знаю, что тебе надо. Тебе надо удобную и аккуратную настенную машинку. Мы только что такие получили для сельских больниц. Иди проси, пока не поздно.

– Мне б старенькую, списанную… – вздохнул доктор Петрович, зная, что в этом мире все новое не для него.

– Ха! – сделал волшебный взмах маг. – Раз – ставишь постоянную пломбу, два – делаем обточку, три – ставишь мост, четыре – получай свою настенную. Только во время ревизий мне приноси ее на пару дней, а то скажут, что продал на базаре, да? Тебе мост золотой или стальной?

– Подвесной бы… – попросил доктор Рыжиков.

– Ха! – оценил старый лев. – Но я тебе рекомендую, Юра, стальной. Сталь тверже и дешевле. И не ждать. А то тут из-за золота вечный скандал. Одни стоят пять лет, другие за неделю ставят, потом те на тех кляузы пишут, заодно и на нас, приходит ОБХСС, ищет у нас золотые прииски… Но я могу и золото достать…

– Нет-нет! – отдернулся доктор Петрович. Не потому, что боялся обэхээсов, а потому, что с далекого детства, когда еще слыл хулиганом, усвоил золотые зубы как примету нэпмана, шпиона или врага народа, что не к лицу простому советскому лекарю.

Сошлись на железном, более присущем суровому рангу десантника.

Только такими муками доктор Рыжиков получил право высказать идею, с которой пришел в этот дом. Выслушав ее, старый армянский лев четыре раза сказал «ха!».

– Но ты же говоришь, он псих, – ответил он. – Сделаешь ему рожу, а он в суд подаст. Знаю я этих личников. «Я в детстве был красивый, вы меня недоделали, требую денежного возмещения…»

Доктор Рыжиков вступился за психа и стал расхваливать его, какой он спокойный, рассудительный и послушный. Доктор Тунянц недоверчиво слушал. И судороги у него почти прошли, и характер улучшается, и контактность растет, и реакции адекватные, и совет ветеранов целой воздушной армии за него хлопочет.

– Так у нас подмороженные гранаты продают, – вздохнул о горной родине усталый лев. – Или зеленоватый виноград… Ну а если он потребует свое довоенное лицо? По суду? Нет, я их знаю, Юра, потом не отсудишься.

Но больше всего ему не хотелось соприкасаться с хирургическими владениями отца чугунных утюгов и дубовых дверей. То есть Ивана Лукича.

– Он и я уже не сыновья. Мы отцы. Мы оба уважаемые люди.

Это была застарелая ревность. Двое великих не могут вместиться в одну экологическую нишу. И хотя слагать тосты на именинах и свадьбах гораздо приятнее, чем преть в душных президиумах, яд зависти неодолим. Тамаде кажется, что депутат забрал его законное, а депутату – что тамада вставляет ему в стул булавку, хотя и произносит тост в другом конце города по другому поводу. «Болтун золотозубый!»

– Ну как я туда пойду? Он же лопнет от перегрева, когда узнает. У нас граница на замке. Как с Турцией.

– А я уже не в Турции, – сказал доктор Петрович. – Я вылетел. Вы что, грома не слышали?

– Я два дня как из отпуска. До Еревана, понимаешь, гром слабоватый… Значит, любимый учитель любимого ученика… Вот это ха… А где же ты обосновался? Дают место в новом корпусе?

Доктор Рыжиков сказал, что в морге.

– Ха! – сморщился старый лев. – Это, конечно, не Ереван. Это даже не Дилижан. Это… Но, как сказал Диоген, вот уж несчастен тот, кто завтракает и обедает, когда это угодно Александру… Но тебе товарищ Франк может дать место в новом корпусе?