— Я начну. Меня на самом деле зовут не Элис, а Шарлотта, но это имя я ненавижу, потому что оно такое же, как у паучихи [56] в книжке про свинью. Окончила Эдинбургский университет. Лучшая на курсе. Дипломная работа была посвящена исследованию девиантного психосексуального поведения у преступников, повторно совершивших преступление. Помогла схватить троих насильников, раскрыть сеть педофилов и разоблачить женщину, которая убила четырех своих детей и двух родственников со стороны мужа. Я люблю малину, но у меня на нее аллергия. У меня есть жених, системный аналитик, но я совершенно уверена, что у него интрижка на стороне, ну, я имею в виду эту корову Найджелу из офиса, которая липла к нему на рождественской вечеринке — как будто меня рядом с ним не было. Я родилась в Пиблс [57] и никогда не была во Франции…

О’кей.

Наложила горку фасоли на тост и отправила в рот:

— Ваша очередь.

— Мне что-то не хочется.

— Если хотите, я сделаю это за вас? — Отложила в сторону нож с вилкой. Одной рукой обхватила себя за плечи, другой начала теребить волосы. — Так, давайте посмотрим… Вы были женаты, но в ваши отношения вмешалась работа, а ваша жена обижалась, потому что ей всегда приходилось быть второй. Вы пытались как-то справиться с этим и завели детей. И это почти сработало, но потом ваша дочь сбежала из дому, и брак распался. Вторую дочь вам по суду не отдали, и сейчас она растет без вас. Вы живете в убогом доме, в убогом районе, и машина у вас тоже убогая — значит, у вас проблемы с деньгами… Увлекаетесь азартными играми?

— Мы на самом деле должны…

— Вы явно привыкли к тому, что люди выполняют то, что вы приказываете им делать — это весьма необычно для детектива-констебля, — значит, раньше у вас было более высокое звание, но что-то случилось, и вас разжаловали, и вы хотели подать в отставку, но нужны были деньги. Жизнь для вас не закончилась, как вы сначала предположили, и теперь вы пытаетесь вернуть свою потерянную молодость, трахая одну за другой молоденьких женщин, потому что не можете позволить себе спортивную машину или мотоцикл. — Сделала паузу, чтобы вдохнуть воздуха. — Ну, как вам?

Я сидел, не отрывая глаз от окна.

— Наверное, на вечеринках вам нет равных.

— Лучшая на курсе, помните?

— «А»: я могу видеться с моей дочерью Кети, когда захочу. И так, для вашего сведения, мы очень хорошо ладим, «Б»: я чуть не до смерти отделал детектива-инспектора по имени Каннингем. И «В»: я не «пытаюсь вернуть потерянную молодость, трахая молоденьких женщин одну за другой». Женщина одна, и ее зовут Сьюзан.

Доктор Макдональд кивнула, взяла в руки столовые приборы и снова принялась за работу:

— Вот, теперь нас что-то начинает объединять, правда? Это же здорово.

Чокнутая.

Грибы, яйца, жареная картошка.

— А эта… Сьюзан — она уже достаточно взрослая, чтобы голосовать?

— О’кей, процесс объединения подошел к концу.

А она все ухмылялась и жевала.

Коридоры под каслхиллской больницей тянулись на многие мили — запутанный лабиринт в линиях труб и электрических кабелей. Пахло сыростью, дезинфекцией и еще чем-то цветочным и приторным. Когда я был маленький, папаша Джейн Моир работал ремонтным рабочим в городской службе, так вот он клялся и божился, что эти туннели идут до самой реки, чтобы студенты-медики могли покупать у черных копателей трупы и потом их препарировать. Правда, лет через восемь его посадили за заигрывание с девочками-скаутами, и больше его россказням я уже не верил.

— Здесь жутковато. А что будет, если мы потеряемся и вот так и будем бродить по этим коридорам в темноте, день за днем? — Доктор Макдональд подошла совсем близко, с каждым шагом почти натыкаясь на меня. Прямо прилипла.

Над нами гудела больница, отдаленные глухие удары и клацанье эхом отскакивали от бетонных стен.

Взяла меня под руку:

— Навечно затерянные в темноте…

Коридор впереди разделился надвое. Направо черная линия исчезала под выкрашенными в темно-зеленый цвет дверями с табличкой «МОРГ», металлические защитные пластины ободраны и помяты от постоянного проезда между ними мертвых. Но доктор Макдональд смотрела в другую сторону.

Она еще крепче схватила меня за руку.

Шедший налево коридор терялся в пятнистом полумраке — половина лампочек была разбита, а остальные так и застряли на процессе разогрева, оставшись в состоянии вечного мигания.

В одном из темных пятен, метрах в пяти от нас, кто-то стоял. Приторный цветочный запах освежителя воздуха стал еще сильнее.

Стоявший смотрел на нас, и в темноте блестели его глаза Широкие плечи, сгорбленная спина, тележка на колесиках… Внезапно над фигурой зажужжала лампа, и вспыхнул свет. Это была женщина — в сером комбинезоне и мерзких грязных кроссовках. Лицо как кусок мяса, глубокие морщины вокруг рта и глаз. Тележка была вроде тех, с которыми ходят стюардессы, только вместо коробки для еды на ней стояла большая металлическая клетка. Внутри шевелилось что-то мохнатое — острые носы и длинные розовые хвосты. Крысы. На дне тележки валялись ловушки и большой мешок с надписью «ПРИМАНКА».

Снова жужжание, и свет погас.

Откуда-то из глубины коридора за нами послышалось пение. Мужской голос, громче и громче, под — скрип-скрип-скрип — аккомпанемент скрипучих вихляющихся колес:

Женщина-крысолов стояла не двигаясь.