Шрифт:
– Привет, Митрич! – поздоровалась со стариком какая-то пожилая тетка с баулом. – Что, не сидится на пенсии?
– И тебе не хворать, Семеновна. Глянь-ка сюда – на кого похож? – Митрич кивнул на Алексея.
Женщина, которую дед Митрич назвал Семеновной, поправила очки и так же бесцеремонно уставилась на Алексея. Тот, чувствуя себя каким-то экспонатом, не знал, как реагировать. Женщина даже прищурила глаза от напряжения, потом схватила свои щеки руками.
– Батюшки святы! Чисто Лешка Липунов на лицо.
Митрич довольно крякнул.
– Вот и я сразу приметил. Тебя, внучок, как кличут-то? Не Лексеем, случайно?
Алексей почувствовал себя неуютно. Не успел доехать, его уже непостижимым образом узнали. Правда, непонятно, причем здесь какие-то Липуновы, но имя-то откуда известно?
– Ну да. Алексей. А откуда знаете?
Митрич снова крякнул.
– Отовсюду, сынок! Вряд ли мать тебя по-другому назвала бы. Мать Оксаной звали?
– Да…
– Эх, не дожила Степанида. Но Сидор глазам своим не поверит. Не поверит, Семеновна?
Женщина, все еще не отрывая пальцев от щек, а глаз от Алексея, покачала головой.
– Вот ведь радость-то на старости лет. Ты гляди, Митрич, как бы Поликарпычу сердце така радость не надорвала.
– Ничего, – «успокоил» Митрич, – с радости все ж лучше помирать, чем с горя-то.
Алексею захотелось пересесть на другое место – вокруг него затевалось что-то непонятное, он чувствовал себя болваном, который единственный не знает, что происходит.
– Ладно, – тоном, не подразумевавшим даже тени непослушания, сказал Митрич, – приедем в Ивановку, со мной пойдешь, – и как-то отдельно добавил: – Лешка!
Алексей только пожал плечами – в конце концов, ему уже не нужно налаживать никаких контактов, контакты нашлись сами собой и наладились так быстро, что он и моргнуть не успел. «Наверное, оно и к лучшему», – подумал Алексей, снова уткнувшись в окно. Автобус с выдохом закрыл двери и покатил по щербатой дороге. Алексей смотрел сквозь стекло на старые, еще дореволюционной постройки деревянные дома на выезде из Ирбейского, потом на бесконечные леса и телеграфные столбы вдоль дороги и пытался допридумать легенду – кого же он приехал искать из пассажиров рухнувшего самолета. В голову ничего путного не шло. Алексей представил себе, как люди регистрировались на этот роковой рейс, сдавали в багаж чемоданы, где среди обычного тряпья обязательно лежало что-то ценное, ну, например, переносные компьютеры последней марки с продвинутой конфигурацией, дорогая цейсовская оптика, которую можно загнать не за одну тысячу долларов, и все такое прочее. Но главные ценности эти ничего не подозревающие смертники брали, конечно, с собой, в ручной клади. О, там много чего интересного! И деньги, много денег, если считать всех вместе, и золотишко с камешками и в сумках, и на пальцах и шеях этих разбалованных никчемных сук, ничего больше не умеющих, кроме как своим телом выторговывать так называемые подарки из лохов – мужей или любовников. И что-то такое ценное вез его друг, можно сказать, друг детства. Алексей увидел вдруг среди рассаживающихся пассажиров знакомое лицо.
– Вот те раз! Коля! Николай! Архипов! – позвал Алексей. – А я тебя по всему Подольску ищу.
– А, здорово, Леша! – отозвался Архипов, запихивая на полку здоровенную спортивную сумку, для чего ему с небольшим ростом пришлось встать на цыпочки. – А чего искал-то?
– Как чего? Обещал денег через месяц, срок вышел, я к бандитам в долг попал, а мне не то что с наваром, своих денег даже не дали.
– Конечно, не дали, – подтвердил Николай, усаживаясь в кресло и обмахивая лицо каким-то журналом, – вот они, все деньги-то! И твои, и другие, и всякие. Видишь, в Красноярск везу.
Алексей удивился такой спокойной наглости. Но потом злорадно спросил:
– А если не довезешь? А если самолетик того… не долетит? Не думал об этом?
Архипов отмахнулся журналом.
– Да чего о судьбе думать. А ты что, не этим рейсом летишь?
Алексей снова злорадно улыбнулся.
– Нет, я через сутки после вашего лечу. За твоими, вернее, моими деньгами, которые тебе довезти до места не судьба, как ты говоришь. Хотя и за твоими тоже. Зачем тебе деньги на том свете, Коля? А мне на этом очень нужны. Ты сумку-то поплотней застегни, чтобы не рассыпались. Много там, наверное? Миллион будет? Да мне и полмиллиона хватит, даже сто тысяч сойдет, ты только с сумкой аккуратней, не доставай и не расстегивай, ладно?
Архипов сморщил лицо, как ребенок.
– Ой, я не хочу умирать, Леш. Я жить хочу. Мы же друзья – зачем ты так жестоко? Что ты сделал с самолетом, Леш?
– А, теперь, значит, друзья? Как бабло с меня в кассу свою получать, так тоже друзья. А как отдавать, так забыл ты о дружбе, Коля? На бандитов Мусы меня бросил. Видишь синяки – это они. Мозг и еще один такой же… мозговитый. Но мы же друзья, да, Коля? Вот я тебя по-дружески в тайге найду и закопаю, Коля. Но сперва сумку твою, которую ты на верхней полке спрятал, открою и все-все пересчитаю. А знаешь, что я на твоем кресте прибью?
– Не знаю, – трепетал Архипов.
– А твою расписочку бестолковую, Коля. С цифрой и числом. Это как цена твоей кидальной жизни будет. А число – дата смерти. Не физической – это через пару часов. А моральной. Когда ты своего друга кинул. Мы же друзья, правда?
– Правда! – отвердевшим голосом вдруг ответил Архипов. – И ты, как друг, со мной полетишь.
Архипов отложил журнал, привстал, положил руку на плечо Алексея и стал с недюжинной силой придавливать его в кресло.