– Да, не портрет, – продолжала Виктория Викторовна, – а целый роман! Он многое рассказывает нам об этом человеке. Мы видим, какой у него характер, мысли, какое настроение. А главное – что этот человек очень красивый.

Алена изумленно подняла брови. Человек папа, спору нет, хороший, но назвать его красивым?.. Уж чего-чего, а красоты ему явно недостает!

– Твоя кисть передала внутреннюю красоту, – пояснила Виктория Викторовна. – Она гораздо важней, чем внешняя. Видеть внутреннюю красоту – самое важное качество для художника.

Алена озадаченно уставилась на свою «халтуру», пытаясь разглядеть внутреннюю красоту, что с такой полнотой якобы передала ее кисть. Которую, кстати, пора было выбрасывать – она давным-давно отслужила свое.

– Истинная красота – это когда ты находишь гармонию внутри себя, и люди это видят. Это не мои слова. Знаешь, кто это сказал? – Виктория Викторовна значительно посмотрела на Алену. – Анжелина Джоли!

И с необычайным для себя оживлением пустилась в рассуждения о том, насколько внутренняя красота прекраснее и одухотвореннее внешней. Дескать, есть много людей с красивой внешностью, которым нечем похвастать внутри. Настоящая красота находится в сердце, а люди, в чьих сердцах пусто, стараются эффектно запаковать эту пустоту. Хоть бы мы объездили весь мир в поисках красоты, мы не найдем ее, если не взяли с собой.

Она цитировала Бальзака, Бэкона и Эмерсона, чьи имена были знакомы Алене понаслышке, Джеймса Купера и Джонатана Эдвардса, о которых Алена слышала впервые в жизни. Можно подумать, каждый второй писатель и философ счел своим долгом оставить изречение о внутренней красоте, не в последнюю очередь ради того, чтобы убедить Алену, что у ее папы (а заодно и у нее самой) этой красоты в избытке; а Виктория Викторовна годами штудировала многотомные собрания сочинений в поисках подходящих цитат, чтобы сегодня наконец выложить их Алене все до единой.

– Вот и Гюго писал, что внешняя красота не может быть полной, если не оживлена красотой внутренней, – горячилась Виктория Викторовна, перекатывая во рту «р» вдвое быстрее, чем всегда. – Коэльо читала? Его слова: «Если ты способен видеть прекрасное, то лишь потому, что носишь прекрасное внутри себя». Пруст говорил: «Оставим красивых женщин людям без воображения». А как тебе такое высказывание: «Внешняя красота драгоценней, когда прикрывает внутреннюю»? Шекспир! «Без внутреннего нет внешнего», – утверждали китайские мудрецы… – Она перевела дух и неожиданно заключила: – Тебе нужно профессионально учиться на художника. Это ясно как божий день.

На это Алена сказала, что мама с рождения определила ее в юристы или экономисты. И третьего, как говорится, не дано. Тогда Виктория Викторовна принялась рассказывать про Моне. Алена узнала, что отец Моне еще до его рождения определил сына в бакалейщики. Что в школе будущему художнику необыкновенно удавались портреты (прямо как Алене!), что на уроках он не терял зря времени и набивал руку, рисуя карикатуры на учителей. Что художник Эжен Буден убеждал его (как сейчас она, Виктория Викторовна, убеждает Алену) учиться живописи и что Моне ни в какую не хотел его слушать. Но Буден его все-таки уломал, и на пленэре Моне, точь-в-точь как Алена, «почувствовал воздух и свет». Юристов и экономистов, добавила Виктория Викторовна, пруд пруди, даже больше, чем бакалейщиков. А людей с настоящим талантом к живописи – единицы. И как же хорошо, что Моне стал не бакалейщиком, а одним из родоначальников импрессионизма. И, кстати, был признан великим еще при жизни. А недавно один из его «Руанских соборов» перепродали за двадцать четыре миллиона долларов.

– Куда мне до Моне, – усмехнулась Алена.

На лице Виктории Викторовны, обычно лишенном эмоций, внезапно проступило нечто вроде негодования, словно Алена ляпнула несусветную глупость, от которой Моне перевернулся бы в гробу. Брови ее изогнулись, глаза, и без того круглые, еще больше округлились. А вслед за тем мстительно прищурились, как если бы она взяла Алену на мушку.

– Человек должен иметь цель! – выпалила она.

И поведала Алене, что человек, у которого есть цель в жизни, даже внешне отличается от человека, у которого цели нет. Глаза его сверкают. Он держит спину прямо, а голову гордо. Он неустрашим. Ему нипочем холод, голод и прочие мелкие неприятности. Он посвящает себя избранному делу, ставит перед собой трудные задачи, решает их одну за другой и достигает головокружительных высот. Одним словом, он прекрасен.

Алена слушала Викторию Викторовну с выражением, которое яснее всяких слов говорило: она не считает себя таким человеком. Потому что, сколько целей себе ни ставь, выше головы не прыгнешь.

Аленина унылая гримаса Викторию Викторовну нисколько не смущала. Она продолжала распевать дифирамбы человеку с целью в жизни. Он, дескать, раз за разом поднимает планку на новый уровень, прямо как прыгун с шестом, который, кстати, прыгает намного выше собственной головы. Столь высокий прыжок, понятное дело, удается не сразу, но «если долго мучиться, что-нибудь получится». А из Алены (и Виктория Викторовна в этом ничуть не сомневается) получится не «что-нибудь», а настоящий художник-профессионал.

На это Алена, отравленная маминым скептицизмом, ответила, что художник, каким бы он ни был профессионалом, вряд ли найдет себе работу. Ему придется сидеть на Арбате и рисовать портреты взбалмошных прохожих, которым вздумается выбросить деньги на ветер. Кем еще он может работать?

– Мультипликатором! Оформителем! Каждая книга оформляется художником! Педагогом, наконец! Художники требуются в кино! А какой сегодня спрос на театральных художников?! Огромный! Художник – такая же работа, как любая другая. Для нее так же требуются профессионалы, как в области экономики и юриспруденции!