Сара Бьёрклунд долго разглядывала черную машину.

Валландер стоял тут же, но держался несколько сзади. Он хотел, чтобы Сара чувствовала его присутствие, но не подходил слишком близко, боясь помешать ей. Он понимал, что сейчас Сара Бьёрклунд напрягает все силы, чтобы дать ему точный ответ. Видела ли она эту машину раньше, когда перепутала дни и, вместо четверга, пришла к Веттерстедту в пятницу утром? Может быть, машина только похожа? Или именно эта машина отъехала тем утром от дома, в котором жил старый министр?

Валландер изложил свои соображения Шёстену, и тот с ним полностью согласился. Даже если Сара Бьёрклунд — эта поломойка, как ее презрительно называл Веттерстедт, — скажет, что тем утром видела машину той же марки, это еще ничего не доказывает. Это может послужить им только указанием, дать пищу для размышлений. Но они оба понимали, что даже эта информация имеет большую ценность.

Сара Бьёрклунд сомневалась. Так как в замке зажигания торчали ключи, Валландер попросил Шёстена сделать круг по саду. Может быть, если она закроет глаза и прислушается, то узнает шум мотора? Ведь машины шумят по-разному. Она закрыла глаза и прислушалась.

— Может быть, — сказала она чуть погодя. — Она похожа на машину, которую я видела тем утром. Но точно ли это та самая, я не знаю. Я не заметила номеров.

Валландер кивнул.

— Я на это и не рассчитывал, — сказал он. — Извини, что доставил тебе беспокойство.

Анн-Бритт предусмотрительно захватила с собой Нурена, которому теперь и поручили доставить Сару Бьёрклунд обратно в Истад. Сама Анн-Бритт предпочла остаться.

Время было еще раннее. Несмотря на это, казалось, что о случившемся уже знает вся Швеция. Шёстен устроил на улице импровизированную пресс-конференцию, а Валландер с Анн-Бритт тем временем поехали на пристань завтракать.

Он во всех подробностях рассказал ей о происшедшем.

— Оке Лильегрен фигурирует в следственных материалах по делу Альфреда Хардерберга, — сказала она чуть погодя. — Помнишь его?

Валландер мысленно вернулся к прошлому году. Он с неприязненным чувством вспомнил известного предпринимателя и мецената, который жил за стенами Фарнхольмского замка. Вспомнил те несколько трагических мгновений в Стурупском аэропорту, когда им все же удалось помешать ему и не дать улизнуть из страны. Имя Оке Лильегрена упоминалось в деле. Но он все время оставался в тени. Им так и не довелось допросить его.

Валландер сидел над третьей чашкой кофе и смотрел на пролив, который в то летнее утро наводняли парусники и паромы.

— Мы этого не хотели, но все-таки получили, — проговорил он. — Еще один убитый со снятым скальпом. Экхольм уверяет, что теперь мы достигли того магического рубежа, за которым наши шансы на идентификацию преступника резко возрастают. Все — согласно разработкам ФБР. Которые, вероятно, имеют большое значение. Теперь мы еще отчетливее сможем указать все сходства и различия нашего дела по сравнению с другими.

— Мне кажется… У меня такое чувство, что он ожесточился, — неуверенно сказала Анн-Бритт. — Если можно говорить о большей или меньшей степени жестокости, когда дело идет об убийствах и скальпировании.

Валландер с интересом ждал продолжения. Нерешительность Анн-Бритт часто свидетельствовала о том, что она напала на важную мысль. Валландер уже имел случай в этом убедиться.

— Веттерстедт лежал под гребной лодкой, — продолжала она. — Удар был нанесен сзади. Скальп срезан. Как будто преступник действовал не спеша, аккуратно. Или, может, здесь дело в неуверенности? Потому что это был его первый скальп? Карлмана он убил ударом спереди. Тот должен был видеть своего убийцу. Скальп сорван, а не срезан. Создается впечатление, что это был жест неистовства. Или презрения. А может быть, неконтролируемой ярости. Потом идет Бьёрн Фредман. Видимо, он лежал на спине. Скорее всего, связанный. Иначе бы Фредман сопротивлялся. Преступник влил ему в глаза кислоту и должен был придерживать рукой его веки. Удар по голове нанесен с большой силой. И наконец, Лильегрен. Голова засунута в духовку. Здесь появляется что-то новое. Ненависть? Или непостижимое наслаждение больного человека, который демонстрирует свою власть?

— Все это ты должна рассказать Экхольму, — сказал Валландер. — Пусть заложит в свой компьютер. Я с тобой согласен. В его поведении происходят очевидные изменения. Как будто он катится по наклонной плоскости. Но о чем это нам говорит? Иногда у меня возникает такое чувство, будто мы пытаемся расшифровать отпечаток ноги, которому уже миллионы лет. След доисторического животного, застывший в вулканической лаве. Что меня занимает больше всего, так это принцип, по которому упорядочены эти убийства. Мы исходим из того, что обнаружили трупы в определенной последовательности. Потому что в этой последовательности совершались убийства. Отсюда возникает естественная для нас взаимосвязь событий. Вопрос в том, не упорядочены ли они еще по какому-то принципу, который нам неизвестен? Может быть, какое-то из этих убийств важнее других?

Анн-Бритт задумалась.

— Ты хочешь сказать, что кто-то из убитых мог стоять к преступнику ближе, чем остальные?

— Вот именно, — сказал Валландер. — Стоит ли Лильегрен ближе к центру, чем, скажем, Карлман? И кто из них наиболее удален от этого центра? Или же всех их связывают с убийцей одинаковые отношения?

— Да, отношения, которые, возможно, существуют только в его извращенном сознании.

Валландер допил кофе и отпихнул от себя пустую чашку.

— Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что жертвы выбраны не случайно, — сказал он.