Анн-Бритт молча обдумывала его слова, время от времени поглядывая на соседский участок, где играли дети.

— Убийца снимает скальпы, выжигает глаза кислотой. К такому нас в полицейской школе не готовили, — произнесла она. — Я уже тогда подозревала, что действительность окажется более непредсказуемой.

Валландер молча кивнул. Затем, собравшись с духом, но не чувствуя в себе особой уверенности, он рассказал ей все, о чем думал на протяжении нескольких часов в Симрисхамне. Он знал по опыту, что публичное выступление хорошо проясняет мысли, гораздо лучше, чем если человек проговаривает их про себя. Он позвонил Анн-Бритт в надежде, что благодаря ее присутствию наконец уловит тот сигнал, который ему посылало подсознание и который до сих пор не достигал цели. Она слушала Валландера очень внимательно — сидя перед ним, как ученик у ног наставника, — но ни разу не перебила и не сказала, что здесь он ошибается или делает неправильный вывод. Дослушав до конца, она сказала только, что потрясена его проницательностью и умением собирать воедино весь необозримый материал расследования. Ей бы с этим ни за что не справиться. Анн-Бритт не могла ничего ни убавить, ни прибавить к его словам. Даже если уравнение Валландера составлено верно, оно содержит слишком много неизвестных. И Анн-Бритт Хёглунд бессильна ему помочь — так же, как и все остальные.

Она принесла чашки и термос с кофе. Тут прибежала младшая дочь и забралась к Валландеру на скамеечку. На мать она не похожа. Наверное, девочка пошла в отца. Сейчас он, кажется, в Саудовской Аравии, вспомнил Валландер. Внезапно он понял, что ни разу его не видел.

— Твой муж — просто ходячая загадка, — сказал он вслух. — Я уж начинаю сомневаться, существует ли он вообще. Может, ты его придумала?

— Иногда я сама задаю себе этот вопрос, — ответила Анн-Бритт и засмеялась.

Девочка убежала в дом.

— Что дочь Карлмана? — спросил Валландер, провожая ребенка взглядом. — Как у нее дела?

— Сведберг вчера звонил в больницу. Положение по-прежнему критическое. Но у меня все же сложилось впечатление, что сейчас врачи настроены более оптимистично.

— Она не оставила письма?

— Ничего.

— Я понимаю, что она прежде всего просто человек, — проговорил Валландер. — Но ничего не могу с собой поделать: для меня она в первую очередь — свидетель.

— Свидетель чего?

— Чего-то, что имеет отношение к смерти ее отца. Трудно поверить, что она случайно выбрала для самоубийства именно это время.

— По-моему, ты сам не очень уверен в том, что говоришь.

— Да, я действительно не уверен, — ответил Валландер. — Я иду на ощупь, вслепую. В этом деле мы располагаем пока только одним неоспоримым фактом — тем, что нам никак не удается взять след.

— Иными словами, неизвестно, движемся ли мы в правильном направлении или ложном.

— Или ходим по кругу. А может быть, топчемся на месте, и движутся только декорации вокруг нас. А мы и не подозреваем об этом.

Прежде чем задать следующий вопрос, Анн-Бритт долго колебалась.

— Может быть, нас слишком мало? — спросила она.

— До сих пор я упирался изо всех сил, — сказал Валландер. — Но теперь я начинаю сомневаться. Сегодня утром вопрос встал особенно остро.

— Пер Окесон?

Валландер кивнул.

— А что мы, собственно, теряем?

— Маленькая группа более мобильна. Конечно, можно возразить, что, мол, одна голова хорошо, а две лучше. Да и Окесон справедливо говорит, что тогда мы бы могли идти широким фронтом. Инфантерия рассредоточивается и покрывает большее пространство.

— Такое впечатление, что мы устраиваем облаву.

Валландер кивнул. Ее сравнение было точным. Оставалось только добавить, что облаву они устраивают на едва знакомой местности и даже толком не знают, кого искать.

— Мы чего-то не замечаем, — сказал Валландер после некоторого молчания. — Я все время пытаюсь вспомнить слова, которые кто-то обронил вскоре после убийства Веттерстедта. Но я не помню, кто это был. Я знаю только, что это важно. Тогда я этого еще не понимал.

— Ты всегда говорил, что в полицейском деле победу одерживает тот, у кого больше терпения.

— Это верно. Но у всякого терпения есть предел. К тому же кто поручится, что прямо в эту минуту не совершается новое преступление. Возможно, сейчас погибает человек. Задача полиции — не только раскрыть уже совершенное убийство. Предотвратить несчастье. Вот что всегда будет оставаться нашей обязанностью. И сейчас это очевидно, как никогда.

— Мы не можем делать больше того, что делаем.

— Откуда это известно? — возразил Валландер. — Откуда известно, что мы уже исчерпали все свои возможности?

Анн-Бритт ничего не ответила. Валландер бы и сам затруднился ответить на свой вопрос.

Он посидел у Анн-Бритт еще некоторое время. В половине пятого она предложила ему остаться на обед, но он вежливо отказался.

— Спасибо, что зашел, — сказала Анн-Бритт, проводив Валландера до калитки. — Будешь смотреть матч?

— Нет. Я встречаюсь с дочерью. Но думаю, что мы победим 3:1.

Она смотрела на него с удивлением.

— Я тоже поставила на этот счет.

— Значит, мы оба выиграем. Или оба проиграем.