— Так это замечательно.

— Да, но бывшая жена продает свою коллекцию жадеитовых драгоценностей, которая тянет на три — пять миллионов, через своих работодателей, то есть «Сотби». Вот удружила, — со вздохом возвела глаза к небу Делайла. — Теперь Гастон де Мирон-Латур достает нас целыми днями. Никак не может смириться, что драгоценности уплыли.

— Успокой его. Рано или поздно продавец захочет купить очередные драгоценности для своей новой t’ai-t’ai, и, если Мин уйдет за хорошие деньги, он опять же придет к вам. Вряд ли он захочет, чтобы его бывшая жена была в курсе его покупок.

— Ты прав, — улыбнулась Делайла. Она взяла со стойки яблоко, потом положила его обратно. — Ты тоже выглядишь не лучшим образом. Императорские бусы подмочили бизнес?

Продвигаясь мимо салатной стойки, Делайла возобновила свои манипуляции с закусками.

— Так и будет, если не найду ничего лучше. Правда, сегодня у меня… — начал Саша, но сразу осекся. На статуэтку пока рассчитывать рано. — Меня беспокоят «Кристи» и «Сотби». Их клиенты хватают все подряд, а наши такие разборчивые…

Делайла промолчала, сочувственно взглянув на него. Она подозревала, что этот сезон обернется для Саши катастрофой. Ободряюще улыбнувшись, она пожала плечами. Если Саша не найдет чего-нибудь действительно уникального, он, вероятнее всего, пополнит ряды тех, кто был безжалостно уволен из «Лейтона».

— Саша, ты пойдешь на зимний бал в Музее Нью-Йорка на следующей неделе? — спросила Делайла, решив переменить тему.

— Вообще-то я не собирался.

— Тебе нужно пойти, — промурлыкала она. — Основная тема вечера — снежинки и бриллианты. Самый русский мотив, не так ли? И кроме того, там будут милые люди. Одна из девиц Миллер оставлена специально для тебя.

— Не думаю, — засмеялся Саша.

Он задумался. Снежинки и бриллианты. Анна обязательно узнает про этот бал, так что придется идти. А может, и правда подкинуть ей эту идею?

— Возможно, я устрою небольшой ужин перед балом. Ты придешь? — с надеждой спросил он.

— Нет, Саша, я не смогу. Паоло nuovo тоже устраивает вечеринку и уже пригласил всех своих приятелей, — сказала Делайла с улыбкой. — Как я устала от этих итальянцев. Пора с ними кончать и выходить замуж за китайского миллиардера, которого мне припасли родители.

Она чмокнула его в щеку и удалилась, держа в руке чашку чая — весь свой обед.

Нью-Йорк, 1982 год

Кирилл Озеровский оглядел храм, заполненный скорбящими. Он был поражен количеством людей, собравшихся в крошечной церкви Покрова Богородицы на Девяносто третьей улице. В центральной части нефа был установлен открытый гроб. Рядом с ним священники в парчовых ризах и дьяконы в черных рясах нараспев читали Евангелие. С хоров доносились голоса невидимых певчих, исполняющих божественную литургию.

Нина лежала в гробу, бледная и изможденная, несмотря на все усилия гримера. На лбу у нее была традиционная лента с текстом из Священного Писания. Гроб окружали горящие свечи в высоких канделябрах. В переполненной церкви было жарко, в воздухе стоял запах ладана и цветов, тяжелый, как горе собравшихся здесь людей. В толпе Кирилл заметил Сашу, печально здоровавшегося со знакомыми. «Я тоже обязан быть там, — подумал Кирилл. — Но это выше моих сил». Невыносимо выслушивать все эти соболезнования. Лучше постоять здесь, рядом с родителями. Саша держится молодцом. Как ему удается сохранять самообладание?

— Посмотри на Сашу, — сказала мать Кирилла. — Как он похож на тебя, и все же это Нинин сын.

Взглянув на Сашу, Кирилл заметил, что тот разговаривает с Романовыми. Он вгляделся в лицо сына. Слушая великого князя Константина, тот слегка склонил голову набок — совсем как Нина.

Было так жарко, что некоторые из пришедших с трудом выстаивали длинную службу. В толпе было много известных людей. Кирилл был удивлен, как много у Нины знакомых. Даже Джордж Баланчин был здесь.

Но кое-кто не пришел. Несмотря на горе, Кирилл был возмущен. Татьяна не сочла нужным присутствовать на похоронах собственной сестры. Кирилл вздохнул. После стольких лет размолвки — а ведь он ей сообщил.

Спустя час, когда отпевание уже подходило к концу, Кирилл решил выйти на воздух и постоять на церковном дворе. Слишком жарко и душно было в храме. Тронув сына за плечо, он жестом показал на дверь. Саша кивнул и крепче сжал бабушкину руку, давая понять, что остается.

Выйдя во двор, Кирилл жадно вдохнул свежий воздух и, повернувшись спиной к церковным дверям, вытер навернувшиеся на глаза слезы.

«Как мне объяснить все сыну? — спрашивал он себя. — Саша ведь не знал, что его мать больна, и ее смерть была для него страшным ударом. Нина скрывала от него свою болезнь, и, по-моему, совершенно напрасно. Мы оба так беспокоились о нем. Боюсь, Саша считал, что мы не ладим друг с другом».

Заглянув в церковь через высокие французские двери, Кирилл увидел, как священник прочел последнюю молитву об усопшей и, свернув листок в трубочку, положил его в гроб. Отпевание закончилось. Родственники умершей встали у выхода. Им предстояло еще много хлопот: попрощаться со всеми пришедшими, присутствовать на похоронах, заказать панихиду на девятый и сороковой день после смерти.

— Спасибо, что пришли. Мы вам так признательны, — бесконечно повторял Кирилл всем, кто подходил пожать ему руку и расцеловать в обе щеки.