Этот полицейский сказал что — то насчет работы. Нелегкой работы. Мэддок снова посмотрел вокруг на выжженные солнцем холмы, усыпанные круглыми, покрытыми толстым слоем пыли валунами. У него даже закружилась голова, когда он представил себе, какую работу надо проделать, чтобы все здесь расчистить, провести воду, рассадить сады и леса.

Лично он ничего этого делать не желал. Он желал отвернуться. Все это не входило в его задачу. Все это для него было слишком огромно.

Он хотел — он пытался — отвернуться. Он сделал, что ему было положено и даже больше. Он заслужил отдых. Однако снова и снова он вспоминал зеленые поля и журчащие ручьи прошлого. Он вспомнил холодную речушку, где он впервые встретил Стенелеоса и Валентина.

Это была огромная задача. Для ее выполнения не хватит человеческой жизни; может быть, не хватит и десятка, и сотней жизней. Мэддок ясно ощутил свою малость и одновременно гордость за то, что волею судьбы оказался причастным к этой задаче.

Он понимал, что работа заключалась не только в том, чтобы вернуть леса и жизнь на эту выжженную солнцем землю. Главной работой была та, которой посвятил себя Стенелеос и маленькой, едва заметной частью которой стал Мэддок.

Он помог Стенелеосу принести надежду и жизнь туда, где оставались только безнадежность и смерть. Эта нескончаемая работа была равносильна тому, чтобы принести маленький лучик света в бесконечное, абсолютно черное пространство. Он помогал не рабам, не генетическим отказникам и даже не проклятым душам. Он помогал надежде.

— Это место будет утопать в зелени, — сказал Мэддок и задумчиво улыбнулся. — Я не имею права подшучивать над тем, что вы мечтаете жить на цветущей и мирной земле.

Блэкли не понял, что Мэддок говорит совершенно искренне, и с его же насмешливой интонацией сказал:

— Тебе самому скоро понадобится немного зелени. В Неваде в сто раз хуже, чем здесь.

Мэддок удивленно поднял бровь. Невада? Он несколько раз прокрутил это слово в голове. В нем чувствовались зло и беспощадность.

Вскоре по пышущей жаром дороге прикатила машина. Мэддока затолкали в нее, хотя, почувствовав охлажденный, свежий воздух, он и сам рад был побыстрее забраться внутрь. Он устроился сзади, на широком удобном сиденье. Блэкли в своем громоздком обмундировании влез после него и занял почти все оставшееся пространство. Недовольный Мэддок попытался немного отодвинуть от себя летательный аппарат, но тот настолько раскалился на солнце, что он отдернул руку и начал шумно дуть на ладони, укоризненно глядя на своего недавнего спасителя.

Затем нагрянула еще одна проблема: автомобиль, быстро набрав скорость, понесся вдоль дороги со сногсшибательной скоростью, совершенно, по мнению Мэддока, игнорируя цивилизованные законы движения транспорта.

— Притормози малость! — крикнул он. — Ты приедешь целым чуть позже, но это будет менее огорчительно, чем ежели ты приедешь побыстрее разбитым на кусочки. Притормози, черт бы тебя побрал! Сделай добро своим родным и не вводи их в лишние расходы на твои похороны!

Отделенный от них металлической решеткой водитель небрежно и недоброжелательно хмыкнул. Однако сидевший рядом с ним пассажир обернулся и посмотрел на Мэддока с выражением искреннего удивления.

— Вы спрыгнули с вертолета, летящего на полной скорости, — сказал он спокойно и рассудительно, — и в то же время боитесь ехать на обычном автомобиле?

— Это, — закипел от негодования Мэддок, — вы называете дорогой? А бешеную скачку, которую затеял этот дикий наездник, вы называете ездой? Придержите его, или мы все грохнемся, переломаемся и изжаримся прямо на дороге!

Мэддок, несмотря на спокойный тон инспектора, и в самом деле был сильно напуган немыслимой скоростью этой самодвижущейся повозки. Ни в вертолете, ни даже вне его он не чувствовал страха, но этот визг и скрежет колес о землю способен был сломить самого храброго на свете человека.

Куртис пожал плечами и дал знак водителю немного сбавить скорость. Затем он в упор посмотрел на Мэддока:

— Мой журнал открыт на запись. Итак… как вас зовут?

— Мэддок О'Шонесси.

— Регистрационный номер?

— Что?

Куртис кивнул:

— Не зарегистрирован. Понимаю. — Его лицо слегка потускнело, будто он только что осознал, что поймал птицу невысокого полета. — Ну, хорошо. В таком случае ответьте мне вот на какой вопрос: почему вы выпрыгнули? Вы хотели умереть?

— Нет.

Мэддок воскликнул это с гораздо большим пылом, чем намеревался. Самоубийство? Полный отказ от надежды? Это был не его путь решения проблем.

Он смущенно кашлянул, как бы извиняясь за свою излишнюю эмоциональность.

— Нет, сэр, это не было попыткой самоубийства. Ни в коем случае. Конечно, жизнь — это трудная работа, и человек время от времени заслуживает отдыха. Но я, сэр, не для того прыгнул, чтобы умереть.

— Для чего же?

— Вы поймали этот верти… ну, короче, эту штуку, на которой мы летели?