Знак времени: он не нашел ни одной женщины, которая бы в самом деле ему подходила. Однажды он пригласил к себе домой сразу шесть куртизанок, которых лорд Пемброк, большой знаток лондонских девок, снабдил записками со своей подписью. Хотя первая была любезна, с ней можно было лишь пошутить немного после ужина. Вторая была очень мила, но показалась ему печальной, слишком нежной, он не решился ее раздеть. Единственным преимуществом третьей было то, что она говорила по-французски. Три следующие стали для него лишь краткой связью, лишенной интереса. Решительно все английские куртизанки его заранее утомляли и отталкивали. То ли это англичанки ему не подходят, то ли вообще желание впервые дало сбой? Филипп Соллерс справедливо отмечает, что «Казанова уже некоторое время томится. Такое впечатление, что приключения захватывают его меньше, что его сердце, а тем более тело уже к ним не лежит. Было ли это следствием поездки на Север? Не только. Он просто стареет и, как он сам говорил все чаще и чаще, больше не “поражает с первого взгляда”» [81] , хотя все еще считает себя «ходовым товаром», который не должен залеживаться на полках.

Казанова вынужден себе признаться: он скучает все пять недель, что он в Лондоне. Он чувствует себя одиноким, почти покинутым. Тогда ему приходит мысль найти себе любовницу, сдав внаем один этаж своего дома. Он тотчас вывешивает табличку на дверь. «Дешево сдаются меблированные апартаменты молодой, одинокой и свободной девице, говорящей по-английски и по-французски, которая не станет принимать визитов ни днем, ни ночью». Бесстыдно. И без обиняков! Он даже напечатает более хитрое и уклончивое объявление в «Газеттер энд Лондон Дейли Адвертизер» за 5 июля 1763 года:

«Небольшое семейство, одинокий господин или одинокая дама, со слугой или без, могут немедленно располагать антресолями, обставленными элегантно и со вкусом, со всеми удобствами, а также некоторыми особыми выгодами; квартира расположена в Пэл-Мэл, есть возможность столоваться; будет свободна немедленно и на разумных условиях. Это не обычная сдача меблированных комнат внаем, поскольку владелец ищет не столько выгоды, сколько общества. За справками обращаться к миссис Ридоу, модистке, напротив магазина игрушек мистера Диардса, в Пэл-Мэл, рядом с Хеймаркет, на Сент-Джеймс».

Подобные объявления – признак недуга. Надо полагать, прекрасная пора, когда Казанове было достаточно появиться в обществе, чтобы найти себе красавицу, отныне закончилась.

Тем не менее, его стратегический прием принес свои плоды, поскольку, после утомительной череды старух, нищенок, кокеток и нахалок, не прекращавшейся дней десять, к нему домой явилась красивая молодая женщина по имени Полина. Какой романической была – или якобы была – ее жизнь, поскольку все это невозможно проверить, хотя некоторые казановисты доверяют рассказу Джакомо! Ее отец попал в тюрьму по подозрению в причастности к заговору против короля Жозе I. Хотя, в конечном счете, он оказался не замешан в попытке цареубийства, Полине, запертой в монастыре, силой навязали жениха. Влюбившись в графа А., она сбежала с ним и после множества приключений, одно невероятнее другого, очутилась в Лондоне. Между Джакомо и Полиной завязался нежный роман. Это краткая и очаровательная сентиментальная передышка во время мрачного английского эпизода, мимолетное счастье, поскольку Полине скоро надлежит вернуться в Лиссабон. Очень симптоматично: его связь с Полиной и тяжелое расставание в Кале напоминают Джакомо незабываемый роман с Генриеттой. Отныне Казанова менее живет настоящим, чем раньше, в свои лучшие годы. Каждая новая встреча оживляет старые воспоминания. Когда распутник, вместо того чтобы наслаждаться моментом, не заботясь ни о прошлом, ни о будущем, начинает сливаться с уходящим временем, это означает, что дела его плохи.

Однажды Казанова навестил одного фламандского офицера, которого как-то спас в Ахене и который теперь жил в Лондоне со своей семьей. Спасителю оказали горячий прием. Отец представил Джакомо свою дочь, Марианну Шарпийон, которая не могла оставить Казанову равнодушным. Любовь с первого взгляда! Вот она, настоящая английская катастрофа. Роковая Марианна Шарпийон, начало заката великого обольстителя! «Именно в тот роковой день в начале сентября 1763 года я начал умирать и перестал жить. Мне было тридцать восемь лет. Если перпендикулярная линия подъема равна по величине линии спуска, как и положено, то сегодня, в первый день ноября 1797 года, я могу рассчитывать почти на четыре года жизни, которые, вследствие аксиомы motus In fine Velocior [82] , пройдут очень быстро» (III, 221). Должно быть, происшествие с Шарпийон нанесло ему особую рану, если старый одинокий Казанова, пишущий свои мемуары в Дуксе, рассчитывает вероятную дату своей смерти, начиная с этого ужасного фиаско.

Шарпийон! Что за имя – ужасное, тревожное! Казанове следовало бы остерегаться и понимать, что, возможно, он сам в психическом плане обратится в корпию, если будет упорно встречаться с этой гарпией. Пусть он был профессиональным распутником, циничным и трезвомыслящим, он не сразу понял, а возможно, и не захотел понять, что нарвался на семью суперпрофессиональных шлюх, которые облапошивали клиента с еще меньшей совестливостью, чем он порой ухлестывал за своими прекрасными жертвами. И все-таки ему следовало что-то заподозрить, ведь у него была ценная подсказка. Когда Морозини в Лионе поручил ему передать той самой Шарпийон свой нежный привет, он таким образом сообщил ему адресок шлюх, легко доступных, если только предложить хорошую цену. «Марианна Шарпийон, мать и бабка которой были самыми настоящими потаскухами, и сама вполне заслуживает этого прозвания. Полицейские донесения в Берне, в Париже являют собой красноречивое свидетельство их занятий. Бабка и три ее сестры были дочерьми достопочтенного швейцарского пастора Давида Брюннера, но после его смерти они пустились во все тяжкие. Старшая из сестер, Катрин, стала сожительницей Мишеля Аугсбургера и родила мать Марианны, Розу-Элизабет Аугсбургер, появившуюся на свет около 1731 года, которая, со своей матерью и тетками, поселилась в Париже около 1739 года. Там родилась Марианна, и все они продолжали свою распутную жизнь», – сообщает Ривз Чайлдс.

Любопытное совпадение! Казанова уже встречал ее в прошлом, и именно в Париже, в Пале-Маршан (иначе говоря, во Дворце Правосудия), когда он накупил на двадцать луидоров безделушек для малышки Баре. Совсем юная Шарпийон хотела пару серег за два луидора. Тетя упорно ей отказывала, но Казанова щедро ей их преподнес. Это был первый в длинной и бесполезной череде подарков. Так и тянет воскликнуть: как тесен мир! На самом деле Казанова всегда вращался в том же сомнительном и неприглядном мире, где кишат проститутки и сводни, шлюхи и сутенеры. Так что не стоит удивляться, что он часто встречал тех же дурных знакомых, колесивших, как и он, по всей Европе. Казанову облапошат. Хотя у него были все причины остерегаться. В том же году, когда он повстречал малышку Шарпийон в Париже, ее тетка и две сестры всучили ему два векселя на шесть тысяч франков, выданные на имя швейцарского ювелира, который обанкротился прежде истечения платежного срока. Когда Казанова захотел получить свои денежки, эти дамы, естественно, исчезли. Дополнительная подсказка, если он еще в ней нуждался: в непосредственном окружении Шарпийон был некто Анж Гудар, обладавший отвратительной репутацией, бессовестный авантюрист, готовый на любую подлость, лишь бы раздобыть денег. Он был одним из трех сутенеров выводка путан, загонщиков, приманивающих клиентов. Наверное, Казанова более или менее осознавал положение Шарпийон. Но он наверняка был слишком уверен в себе. Сказал себе, что добьется своего, приняв несколько поз неотразимого южного обольстителя, поскольку он невероятно привлекателен, а при необходимости уплатив несколько гиней, поскольку он еще и богат. Обычно Казанова выбирал один из двух приемов: либо речь идет о чисто финансовой сделке, и эротические услуги оплачиваются по сходной цене, либо это настоящий роман, когда любовники какое-то время утоляют взаимные желания. На сей раз он сильно просчитался, смешав в какой-то степени оба плана, тогда как Шарпийон действовала на чисто коммерческой основе. Для нее Казанова был всего лишь клиентом, и, если честно, именно Шарпийон с дьявольской ловкостью поставила дело так, что Казанова, совершенно потеряв голову, в конце концов смешал любовь и деньги. Она становилась сентиментальной, как только он предлагал ей гинеи, и выказывала корысть, как только он заговаривал с ней о любви. Разыгрывала оскорбленную, как только он хотел ее купить, и ставила свои финансовые условия, как только он начинал верить в нежные чувства.

Как шлюха, знающая свое дело и мужчин, Шарпийон играла в кошки-мышки. Умно и жестоко то подманивая, то уворачиваясь, распаляя и бросая свою жертву, она то возбуждала желание, то противопоставляла ему упорный и повторяющийся отказ, повышая ставки в игре. Ей удалось вытянуть из него две тысячи гиней, так и не переспав ним. Нельзя сказать, что она поступала с Казановой предательски. Она сразу же раскрыла свои карты, предупредив, что ей хочется наказать дерзкого автора таблички, вывешенной на его доме. «И как же вы меня накажете?» – спросил Казанова. «Влюблю вас в себя, а потом заставлю терпеть адские муки своим обхождением». Все уже сказано, программа намечена. Казанове следовало бы знать, к чему готовиться.