С этими словами он вытащил из-за пояса огромный чеченский кинжал – орудие тайного промысла и символ успеха горцев – и вручил его Игорю.

– Оружие за оружие, комбат. Так положено. Умар – твой друг, – повторил чеченец, и Игорь заметил, что только на одно мгновение выражение лица незнакомца стало приветливым, тогда как уже в следующий миг горец снова был невозмутим и непроницаем.

Игорь стиснул кинжал. Он оказался тяжелым и холодным, как ледяные вершины Кавказа. Блеск закаленной стали, слегка изогнутое окончание лезвия с продольной выемкой внушали уважение и вызывали странные эмоции. Игорь представил, как этим оружием перерезают горло. Овце. А может быть, человеку. Ему стало жутковато, но он быстро отогнал опасные ощущения.

– Спасибо и тебе, Умар. Кто знает, может, наше знакомство не случайно.

И с этими словами они обменялись крепким мужским рукопожатием. Игорь подумал, что если ему приходится исполнять чью-то злую волю будучи каким-то образом причастным к тайным операциям, нужно хотя бы позаботиться о личных отношениях. Еще со времен службы отца в Грузии он хорошо усвоил, что такие контакты очень много значат для горных воинов. А тут ведь никто не знает, что будет дальше…

Прошло еще несколько дней, и этот эпизод затмили другие, не менее значимые. О ночном визите напоминали лишь переполовиненные ротные арсеналы. Казалось, загадочный визит горцев промелькнул и исчез в дебрях Леты. Но Игорь и сам теперь уже хорошо понимал: грядет что-то лавинообразное, непостижимое и непрогнозируемое. В подтверждение его предположений в один из вечеров в расположение батальона заглянул командир полка, причем не сам, а в сопровождении незнакомого человека, весьма походившего манерами на местных жителей. Он также был в камуфляже, точно таком же, как чеченец Умар.

– Знакомься, Игорь Николаевич, это Мансур, советник министра обороны Абхазии… И руководитель разведывательно – диверсионного направления…

При этих словах кэп многозначительно посмотрел на Игоря, который старался быть невозмутимым; визит этот явно не предвещал ничего хорошего.

– Старший лейтенант Дидусь, командир первого батальона, – коротко отрекомендовался Игорь.

– Есть необходимость собрать офицеров, у Мансура есть что им сказать…

Выступление Мансура было пространным, туманным, но страстным. Он сопровождал убого выстроенную логику, выдержанную в стиле первых красных командиров из народа, зажигательными жестами истинного южанина. Если бы не его фанатично горящие глаза да трехдневная щетина, придававшая доморощенному полководцу сходство с уголовником, то его, пожалуй, можно было бы принять за темпераментного итальянца. Непредвзятые слушатели могли бы признать, что оратору в определенной степени удавалось компенсировать сомнительные артистические данные и четкость повествования напыщенным и ярким изображением героических образов. Вся речь гостя сводилась к одной теме: приглашению абхазским командованием офицеров и бойцов, неравнодушных к судьбе угнетаемого народа, поучаствовать в боевых диверсионных операциях. Конечно, это должны были быть исключительно добровольцы, люди с крепкой психикой и отменной физической подготовкой, которые приобретут уникальный боевой опыт, выполняя почетную миссию защитников за солидное денежное вознаграждение. Несомненно, офицеры получат возможность феерического продвижения по служебной лестнице и, само собой разумеется, награды российской армии. Солдаты – награды и возможность зачисления без экзаменов в любое учебное заведение России, готовящее офицеров. При этих словах командир полка утвердительно кивал, давая понять, что заявление Мансура – не личная выдумка того, а часть государственной политики России на этом клочке земного шара. «Естественно, – продолжил Мансур, – есть прямая опасность для жизни, риск, но ведь… мы на войне. Ребята, это путь к признанию вас как разведчиков и диверсантов! С таким жирным штрихом в биографии можно потом идти куда угодно, хоть в охрану президента, хоть в наставники диверсионных школ. – Мансур потрясал перед слегка ошалевшей аудиторией волосатой рукой, сжатой в кулак. – Поэтому нам нужны только добровольцы, желающие помочь абхазцам в их праведной борьбе за независимость, только бесстрашные волонтеры!»

Чтобы вербовка не выглядела банальным цыганским базаром, командир полка, напустив на себя флер суровости и таинственности, дорисовал общую картину несколькими крупными мазками. Среди прочего как бы невзначай добавил, что эти диверсионные операции будут тщательно рассматриваться на самом верху, – тут он поднял указательный палец, – с впечатляющими последствиями для их участников. Потому как регион этот действительно является нервным узлом жизненно важных интересов России. Полковник, разгладив двумя руками портупею, закончил внезапным предупреждением о строгой секретности этой встречи. Беседы с бойцами должны проводиться исключительно индивидуально, при этом следовало отдавать предпочтение сержантскому составу из числа контрактников.

На следующий день в списке, который составил старший лейтенант Дидусь, значились шесть фамилий – три офицерские, включая и его самого, и три – сержантские. Правда, командир полка молча вычеркнул его фамилию из списка, а когда Игорь попытался запротестовать, полковник как-то мрачно посмотрел на него, сдвинув брови, и недовольно процедил: «Дидусь, ты мне тут нужен. И проявить себя должен как комбат, а не как удалой диверсант». Игорь стиснул зубы – пересмотру приговор не подлежал. Но и резкость командира его насторожила: что это, заинтересованность кэпа в нем или тайное недоверие к освященному высшим командованием диверсионному задуму? «Что-то тут не то, какой-то душок», – думал Игорь, слушая распоряжения командира полка в отношении командированных.

Так теперь назывались участники заговора посвященных в миссию. И именно он должен был отвести своих людей Мансуру на специальную, тщательно замаскированную базу, наладить с ним связь, договориться о деталях взаимодействия.

Перед поездкой в бронетранспортере командир батальона провел короткий инструктаж, не без удивления обнаружив двух знакомых вояк, которые разговаривали при посадке в самолет. Он не мог объяснить, почему обратил внимание именно на них. Верзила, неисправимый охальник, теперь откровенно ухмылялся. Взгляд его являл собой предельную, свойственную богатырям открытость. «Баловень судьбы, такие девушкам безумно нравятся, шагают по жизни легко и беззаботно», – подумал про него комбат и почему-то вздохнул. Не то что его жизнь, похожая на битву за Сталинград. Товарищ гиганта помалкивал, лицо его казалось серым и непроницаемым, как некая трудно объяснимая абстракция на картинке. И только в глазах, если внимательно всмотреться, можно было заметить злые искорки. Третьим был заместитель командира разведвзвода, опытный сержант, к тому же почти дембель. Все трое – производная из хулиганистого сообщества – задиристого, любящего подраться и не лишенного мечтаний о героизме.

Интересно, зачем им эта война? Чтобы подняться в своих собственных глазах?! Рассказывать девушкам и родне о выпавших на их долю испытаниях?! О том, что ходили на боевые выходы?! «Тьфу, как мелко», – в сердцах подумал комбат. Ну хорошо, они – офицеры, знают, зачем пришли в армию. Им надо двигаться по службе, если повезет, до генералов дослуживаться. И сам он записался не потому, что так уж хотел пострелять в живых людей, а потому, что раз уж приехал служить в самое гиблое место во всех ВДВ, то должен до конца по краю идти, стремиться к запредельному риску! Чтобы максимально успешно исполнить роль канатоходца, получив взамен новые возможности. А им, этим временным солдатам удачи, зачем идти в нелегальные диверсанты и пробовать зубы на крепость?! А может быть, это мы, люди, придумываем для себя разные отговорки, занимаемся тихим самообманом ради того, чтобы скрыть свое тайное, животное стремление к крови?! Игорь ужаснулся обжегшей его неожиданной мысли… И командир батальона сказал солдатам несколько хрестоматийных слов, которые мог бы и не произносить…

Игорь подошел к офицерам, которым говорить ничего не стал. Только заглянул в глаза. Командир роты старший лейтенант Жук. Командир взвода лейтенант Измайловец. Документы сданы, признаки знаков различия уничтожены. В глазах – напряженное ожидание, решимость и все тот же блеск мальчишеской мечтательности. Десантники…

– По местам!

Щедрый Мансур позаботился накрыть стол – для боевых друзей, как он выразился. Угощения были просты, не изысканны и небрежно, очевидно на скорую руку, расставлены на грубой деревянной поверхности стола, желтыми разводами напоминавшей о былых полевых посиделках. К удивлению Игоря, кроме троих офицеров-десантников рядом оказались еще несколько горцев с колючими взглядами, также облаченных в камуфляж. И среди них он неожиданно рассмотрел своего ночного гостя Умара. Когда глаза их встретились, чеченец едва различимо кивнул ему в знак приветствия. Было неясно, чем вызвана скупость его жестов – природной сдержанностью или намеренным желанием не делать из их первой встречи истории, вообще не сближаться. И все-таки взгляд его несколько смягчился, превратившись из кинжально-острого в просто твердый, непрошибаемый, как стена. Старший лейтенант Дидусь отвернулся, а в голове между тем пронеслось: как-то не по-нашему, не по-русски, без объятий и похлопывания по спине. Когда же разлили чачу, внесли пряные хачапури и остро пахнущие шашлыки из баранины, Мансур на правах хозяина поднял до краев наполненный стакан.