А-а! – пронзительный вопль вырвался из груди банкира, когда он ощутил на своём лице чужие руки. Ледяная сталь разжала ему зубы, и по нёбу распространился горький вкус полыни. Через некоторое время страшное видение растворилось в ослепительных лучах горного солнца, и он увидел над собой, на фоне голубого неба, ангельское личико какой-то девушки.

– Вашего друга я уже привела в чувство. Он там, на снегу понемногу приходит в себя. Сейчас и вам станет лучше.

Чт… чт… что это было? – ещё находясь под впечатлением увиденного кошмара, с трудом выговорил уругваец. Его голова лежала на коленях у девушки, и он старался смотреть на её красивое, румяное лицо, боясь даже мельком бросить взгляд в ту сторону, откуда на него надвигался ужасный монстр.

У вас была галлюцинация, случившаяся вследствие отравления веществом, приготовленном на основе сбора галлюциногенных грибов – как о совершенно нормальном явлении сообщила ему девушка. И назидательно добавила: – Крайне глупо с вашей стороны было в одиночку отправляться с этими людьми в горы. Вы сами виноваты в случившемся.

Оказалось, что после своего разоблачения аферисты решили избавиться от клиентов, предложив им приправленный сильным наркотиком чай. Это был очень ловкий способ убийства. Ведь в случае обнаружения трупов уругвайцев судебно-медицинское вскрытие выявило бы в их телах лошадиные дозы сильнодействующего наркотического вещества. И подозреваемые в преступлении могли заявить, что возили богатых туристов на экскурсию в горы, но там их клиенты, наевшись какой-то дряни, которую привезли с собой, почему-то стали вести себя неадекватно и сбежали от своих проводников.

Но к счастью, перед вылетом предусмотрительный банкир попросил своего знакомого в департаменте полиции Буэнос-Айреса подстраховать их.

Аферисты были немало удивлены, когда на лётном поле их «Сесну» окружили полдюжины патрульных машин. Запираться смысла не было, и мошенники сразу же во всём сознались. Они согласились указать полиции место, где оставили в бессознательном состоянии иностранцев. Хосе Паэс и его компаньон по поисковой операции десять дней провели в больнице. Затем они продолжили свои поиски, но с гораздо большей осторожностью…

Есть черта, за которую в обычных условиях цивилизованный человек заступить не может. Только соблюдение моральных ограничений и отличает нормального человека от дикого двуного животного, повинующегося лишь собственным инстинктам. Поэтому никто не мог поверить в то, что человек, которого они давно знали и любили, предлагает им такое! Все с ужасом и отвращением смотрели на Роберто Ганессо, который уверенно шёл туда, где в снегу темнели силуэты их погибших товарищей. В его руках был острый осколок стекла, которым он собирался выкроить себе кусок мёрзлой человеческой плоти и унять, наконец, сводящее с ума и лишающее остатков сил и воли чувство голода. Многие крестились и шептали потрескавшимися на ледяном ветру губами слова молитвы: «Господи, чем же мы провинились перед тобою, за что ты заставляешь нас есть мёртвые тела своих друзей?!». Но окружающее горстку отчаявшихся мужчин и женщин ледяное великолепие хранило равнодушное молчание. Казалось, что богу, присутствующему в живописных горных склонах, ярко-голубом небе и ослепительном солнце, уже давно нет дела до нескольких десятков людишек, упорно цепляющихся за земное существование, не смотря на то, что и на небе и на земле их имена уже давно вычеркнуты из списков живых…

Тело в снегу было практически каменным. Ганессо с облегчением обнаружил, что намеченный им человек лежит на животе лицом в снег. Намного сложнее впервые в своей жизни кромсать ножом труп человека, которого ты воспринимаешь, как конкретную личность, а ещё хуже, если к тому же ты ещё и помнишь его живым. Но так как Ганессо не видел лица покойника, он был избавлен от данной проблемы. Судя по синему форменному кителю и такого же цвета рубашке, это был кто-то из членов экипажа самолёта. С огромным трудом Роберто удалось прорезать в нескольких слоях одежды отверстие размером примерно пять на три сантиметра. Добравшись таким образом до кожи, он смог вырезать крохотный кусочек мяса. Не давая себе времени на размышление, Ганессо быстро положил его себе в рот. Чтобы жевать было легче, тут же заел мясо снегом. Удивительно, но его желудок не сотрясали рвотные судороги. Напротив, после многих дней голодовки было такое ощущение, будто получившее, наконец, пищу тело благодарно оживает. Казалось, что его организм долго спал, но, получив, наконец, полноценный животный белок, немедленно откликнулся на это прояснением сознания и волчьим аппетитом. Ганессо тут же отрезал себе ещё несколько кусочков. На этот раз он жевал без спешки. Всё это время Роберто чувствовал на себе напряжённые взгляды товарищей. Встав с колен, он протянул к ним руку с зажатым в ладони осколком стекла, и требовательно крикнул:

– Говорю вам: эта мертвая плоть абсолютно такая же, как говядина, которую мы ели дома каждый день. Кто следующий даст своему организму пищу, чтобы жить?

Неподвижные фигуры сразу ожили. Один за другим обитатели убежища потянулись в сторону Роберто. Каждый, вырезал свой кусочек мяса, отходил в сторону и заставлял себя проделать то же, что и Ганессо. Одним требовалось на это несколько минут, другие подолгу сидели с застывшим выражением лица, погружённые в собственные мысли. И всё же большинство преодолело принципиальный психологический барьер именно благодаря личному примеру Ганессо. Люди думали примерно так: если доктор сделал это, значит, подобный шаг не так уж и не невозможен и действительно жизненно необходим. Правда были и такие, кто подобно умершим в Арктике от голода норвежцем, были готовы умереть, но не притронуться к телам себе подобных. Одним из этих гордецов был Антонио Переза. Когда Роберто проходил мимо капитана, они обменялись враждебными взглядами, как люди, имеющие противоположное представление о том, что позволено человеку, загнанному судьбой в угол, а что категорически нет.

Другим «отказником» был Чарруа. Но у индейца были свои причины остаться лишь наблюдателем происходящего на его глазах зловещего спектакля.

– В нашем племени покойников не закапывают в землю, как у христиан, а снаряжают всем необходимым, словно в дальнюю дорогу – степенно пояснял Чезе. Сейчас своим спокойным выражением лица и одновременно горящими непонятной страстью жёлтыми глазами он напоминал Чингисхана, наблюдающего за жестокими забавами своих воинов над пленёнными врагами.

– Но ещё 80 лет назад самых достойных Чарруа мои предки съедали на ритуальном пиру. Все хорошо знали умершего: его ратные подвиги, накопленные за долгую жизнь великие знания, особую магическую силу. Съев уважаемого всеми родственника, племя делило его «силу» между всеми представителями рода. Но как можно употреблять в пищу плоть того, кого ты не знаешь так же хорошо, как свою родню. Ты даже не знаешь, достойно ли он принял смерть, или его тело переполнено чёрной энергией предсмертного страха. Ведь вместе с мясом ты принимаешь в себя все чёрные пятна духа и тела чужого тебе человека.

– Да жаль, Чезе, что с нами не летела твоя бабушка – посочувствовал Роберто, и пошёл искать Нандо, которого не было сейчас со всеми. Он нашёл Чаввадо в пилотской кабине. Нандо встретил его настороженным даже испуганным взглядом. Роберто бросился к другу с недоумёнными вопросами:

– Что с тобой? Почему ты не ешь? Ведь это была твоя идея.

– Надеюсь, вы не мою сестру и мать? – полными боли глазами Нандо вглядывался в лицо Роберто, будто ища в нём подтверждения самым страшным своим догадкам. Только сейчас Ганессо сообразил, почему «железный» Нандо малодушно спрятался в самый ответственный момент. В отличие от индейца, предпочитающего кушать только родственников, Чаввадо был готов побороть многие свои страхи и предрассудки, но мысль о том, что кто-то кромсает ножом тела самых близких ему людей, повергала в ужас даже его.