— Когда я думал, что увидел то, что увидел… это был какой-то кошмар. Просто ад. Даже Богу или Сатане и близко не снилось такое ужасное чувство, которое испытал я.

— Я очень хорошо тебя понимаю.

— И я просто хотел, чтобы она ушла. Чертова давящая боль. Хоть немного. Так что, после того, как я купил бутылку Джека, я пошел в тот клуб джентльменов, куда мы часто ходили с ребятами в былые времена. Она просто… была там. И ты же знаешь, как говорят — лучший способ выкинуть кого-то из головы — это взобраться на кого-то еще.

— Никто так не говорит, Дрю.

— Ну, а должны. В общем, я подумал, что если ты увидишь меня с кем-нибудь еще, ты поймешь, что теряешь. И потом… ты… прекратишь… и вернешься ко мне. Будешь просить пощады. Умолять о прощении. Я все спланировал.

Сухо, я отвечаю:

— Угу, все так и сработало.

— Я сказал, что это был план, я же не говорил, что это был хороший план.

Он мрачнеет

— Когда ты ушла… я словно сошел с ума. Я просто не мог поверить… что ты не выбрала меня.

Голос его такой разбитый, он так был не похож на человека, с которым я жила два года.

У меня из глаз катятся слезы вины и печали.

— Прости.

Дрю меня обнимает, прижимается губами к моей шее, и говорит:

— Мне так жаль, Кейт.

Потом он отклоняется и вытирает слезы на моих щеках.

— Пожалуйста, не плач. Больше никогда не хочу, чтобы ты плакала из-за меня.

Я хлюпаю носом и вытираю глаза.

— В тот вечер, после ужина у твоих родителей, чтобы ты сказал, если бы я рассказала тебе тогда?

Его губы растягиваются в маленькой улыбке, когда он представляет то прекрасное если-бы.

— Я бы побежал в аптеку, не важно, сколько было бы времени, и купил бы один из тех домашних тестов. Или десять! И я сидел бы вместе с тобой за столом, пока ты пила бы тонну воды, чтобы мы могли ими воспользоваться.

В слезах я усмехаюсь, потому что это звучит так правильно.

— И потом, когда все они оказались бы положительными, я бы сложил их по порядку и сфотографировал бы на телефон, чтобы мы могли отправить их твой маме и моим родителям, Мэтью, и Александре. А потом, я бы поднял тебя на руки и отнес бы в спальню, где мы провели бы несколько часов, изнуряя друг друга. Только это было бы медленно, нежно, потому что я, скорее всего, переживал бы, чтобы тебе не навредить. А потом, уже после, когда мы бы лежали… я бы тебе сказал, что с нетерпением жду, когда эти девять месяцев пройдут. — Его голубые глаза светятся нежностью и страстью. — Потому что я знаю, что у нас будут самые лучшие дети.

Смеясь, я убираю его темные волосы со лба. Потом наклоняюсь вперед и скрепляю его сладкую мечту поцелуем.

А он меня спрашивает:

— Если бы тогда в квартире, я бы был один, что бы ты сказала? Как бы ты мне рассказала?

Мои глаза снова наполняются слезами, и я поднимаюсь с кровати и достаю из комода маленькую футболочку. Я держу ее у себя за спиной, когда подхожу и встаю перед Дрю.

Говорю мягко:

— Я бы тебя усадила и сказала бы, что когда я начала работать в компании, я никогда не ожидала, что встречу кого-то вроде тебя. И что я никогда не ожидала, что влюблюсь в тебя. Я, правда, не ожидала, что ты полюбишь меня также сильно в ответ. А потом я бы сказала, что самое замечательно в жизни — это то, чего ты не ожидаешь. А потом, я бы отдала тебе вот это.

Я кладу ему в руки футболку. Он медленно разворачивает ее, а потом читает слова, его губы изгибаются в восторженной гордой улыбке. У него хриплый от эмоций голос:

— Это очень, очень здорово.

Он откладывает футболку в сторону. Потом откидывает одеяло. Берет край моей рубашки и стягивает ее через мою голову. Раздевая меня, обнажая меня перед ним. Следующие — мои джинсы, и я стою перед ним, в своем бежевом кружевном белье. Я медленно расстегиваю его рубашку, мои руки скользят по его плечам и груди, заново знакомясь с телом, по которому я так сильно скучала.

Но в этом нет ничего сексуального. Когда Дрю остается в одних боксерах, он выключает лампу, и мы забираемся под одеяло. Я в предвкушении хорошего, глубокого сна. Наконец-то. Ту же усталость вижу в Дрю.

Эмоциональное истощение может вымотать сильнее, чем любая из тех сумасшедших программ по похудению.

Дрю лежит на спине; моя голова у него на груди. Он целует меня в макушку, а рукой гладит по волосам.

Голос у меня тихий, когда я его спрашиваю:

— Ты все еще думаешь, что я идеальная?

— Ты о чем? — спрашивает он сонным голосом.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Ты постоянно это говоришь. Когда мы на работе, или когда занимаемся любовью — порой я даже не знаю, осознаешь ли ты это. Ты говоришь мне, что я идеальная. И теперь, после всего, ты все равно так думаешь?

Я знаю, что, на самом деле, я далека от идеала. Никто не идеален. Но реальность меня не интересует — я просто хочу знать, изменилось ли его мнение обо мне. Стала ли я хуже в его глазах, чем была до этого.