Шрифт:
Я хотел было спросить, что за мероприятие мы затеяли, но передумал: ребята всё равно в разговоре обмолвятся.
Через минуту, с рюкзаком за спиной, в застиранных джинсах, коричневой ковбойке, армейских берцах и кепи с накомарником, до поры спрятанном в боковом отсеке, я спускался в лифте с восьмого этажа. Карманы брюк оттягивали связка ключей и бумажник с тремя тысячными бумажками.
Пока стальная кабина щёлкала, отмеряя пройденные этажи, я знакомился с любовными перипетиями Машки — десятиклассницы. Судя по количеству и содержанию записей, героини мексиканских сериалов ей и в подмётки не годятся. Здорова девка!
Лифт дрогнул и распахнул двери. Я шагнул в пропахший кошачьими метками коридор. Под потолком моргала лампочка на белом шнуре, ряды унылых почтовых ящиков разбавляли пустые глазницы оторванных дверок, неумелые граффити пестрели на исцарапанных бело — синих стенах.
Соседский кот Кеша истошно орал у коричневой фанерной двери. Я едва толкнул её, как он стрелой вылетел во двор, спугнув ворковавших на крыльце голубей.
Я вывалился на улицу следом за ним. Кошак уже крутился на куче песка, выбирая подходящее для важного дела место. В двух метрах от него в пожухлой траве шумно суетились воробьи, что-то выискивая среди окурков, конфетных фантиков и семечковой шелухи.
На другом конце двора желтела сарайка с односкатной шиферной крышей, там дворничиха хранила вёдра, мётлы, лопаты и лом в два моих пальца толщиной. Помню, как-то зимой я помогал ей долбить лёд, ух и наломался тогда.
Сама Ермиловна в сером халате, коричневых колготках и чёрных галошах великанского размера собирала в мешок сметённый в кучу мусор с детской площадки.
Я помахал бабульке, она мне ответила тем же и снова заскребла совком по асфальту.
Возле контейнеров звякали пустыми бутылками местные бомжи: двое неопрятных мужиков, одетых во что попало, и непонятного возраста тётка в шляпе с цветочками, рваной кофтёшке поверх грязного платья и старомодных туфлях с квадратными носами. Судя по тому, как их пошатывало — маргиналы успели принять с утра или ещё не протрезвели с ночи.
За разросшимся кустом сирени загрохотал грув — метал. Ермиловна схватила метлу и поковыляла к дороге, кому-то грозя кулаком. Музыка внезапно оборвалась, и на въезде во двор появился самодельный кабриолет из древней «копейки».
Кабан в своём репертуаре: он, наверное, и войну в праздник превратит, дай только волю. Год назад где-то купил за смешные деньги это ведро с болтами, заперся с ним в гараже, а через три месяца, под восторженные визги девчонок, явил нашему взору суперкар канареечного цвета с застывшими по бокам языками рыжего пламени.
Шелестя бмвэшным движком, тюнингованный ВАЗ проехал мимо дремлющих под тополями иномарок, развернулся перед мусорными баками и скрипнул тормозами рядом со мной.
За рулём сидел сам хозяин этого чуда Миха Кабан — блондин с широким лицом, ямочками на щёчках и синими, как небо, глазами. На пассажирском сиденье скалил лошадиные зубы Лёха Жеребец — худосочный брюнет с носом картошкой, крупным ртом, слегка оттопыренными ушами и коричневой родинкой на подбородке. Интересно, откуда у него фингал? Насколько помню: вчера его вроде не было.
На заднем диване, положив широкую, как лопата, ладонь на кожаную спинку, развалился Димон Кардиф — темноволосый коренастый парень, бывший борец. Пивного цвета глаза насмешливо смотрели из-под кустистых бровей, косая черта плотно сжатых губ прошла над выпирающим подбородком со звездовидной ямочкой, из которой торчал пучок чёрных волосков.
Все трое в походной одежде камуфляжной расцветки. «Значит, рыбалка», — подумал я и не без радости отметил, что мои способности к логическому мышлению не пострадали после затянувшейся вечеринки.
— Хорош тормозить! — крикнул Лёха. — Садись уже, поехали.
Я будто ждал этого окрика. В несколько шагов преодолел разделявшее нас пространство, забросил рюкзак в салон, перепрыгнул через закрытую дверь и только успел приземлиться на сидение, как Мишка выжал сцепление. «Жига» с пробуксовкой рванула к склонившейся над дорогой сирени, спугнула выбежавшую из кустов собаку и, свистя покрышками, свернула в проезд между домами. Ермиловна что-то крикнула нам вслед, но я не расслышал, потому что Кабан врубил магнитолу.
Из узкой и кривой кишки проулка мы выскочили на ровную и широкую дорогу. По улице недавно прошли поливальные машины, умытый асфальт блестел вулканическим стеклом, пахло прибитой пылью. Свежий ветерок шелестел листвой лип, перебирал ветки черёмух, яблонь и тополей, свистел над головой, приятно щекотал кожу, трепал волосы. В окнах типовых домов отражалось недавно проснувшееся солнце.
Галки, чернея спелыми ягодами на деревьях, галдели, перебивая друг друга. Я представил, что будет, если их нечаянно спугнуть и пожалел об отсутствующей крыше. Как-то не хотелось попробовать себя в роли памятника.