Я мысленно перенёсся на тысячи лет назад. Вот я в звериной шкуре и меховых чунях сижу у костра, греюсь в волнах тепла, отдыхая после тяжёлой охоты. Справа от меня увесистая дубинка с закреплёнными в ней острыми пластинками кремня. Я вгрызаюсь зубами в непрожаренное мясо — по губам течёт кровь вперемешку с мясным соком — отрываю здоровенный кусок и жую, громко чавкая и урча, как довольный кот.

Вокруг густая тьма шуршит высохшей травой, хохочет голосом гиены, рычит голодным хищником, смотрит на меня зелёными огоньками злобных глаз. Неожиданно из темноты высовывается морда. Серая шерсть на загривке дыбом, в глазах дьявольский огонь.

Я вскакиваю на ноги, в руках вместо кости пылающая головня. Взмах — и обугленная палка огненным мечом бьёт зверя по голове. Искры взрываются фейерверком, пахнет палёной шерстью, тварь трусливо скулит, прижимаясь к земле, пятится в лес. Мне этого мало. Размахивая дымящейся головёшкой, рисую перед собой арабскую вязь, наступая на врага. Ещё один взмах — и он с треском и позорным воем исчезает в кустах.

— Ты, эта, сидеть ещё долго будешь? — раздался за моей спиной хриплый бас Петровича.

Я тряхнул головой и удивился: ещё недавно было относительно светло, костёр весело потрескивал, а в самопальном котле шипела закипающая вода. Сейчас меня окружала темнота, редкие всполохи огня пробегали по углям умирающего костра, куда-то исчезли ребята.

— Где все? — спросил я, озираясь по сторонам.

— Дык, спать ушли, почитай, как час назад. Тебя звали, да ты не откликался.

Я сжал виски, тряхнул головой. С чего меня торкнуло? Вроде грибов не ел, настой из мухоморов не пил. Неужели похмелье так надолго затянулось или это последствия удара в ухо? Да ну! Не может быть! Вряд ли это как-то связано со вчерашней пирушкой. Просто устал за день, закимарил, вот и всё.

— Так я, эта, не понял, ты здеся будешь или как?

— Здесь я побуду, здесь. Спать нисколько не хотелось, я подумал: отчего не посидеть в тишине у огня? Свежего чайку похлебать, нанизать хлеб на палочку, пожарить на костре.

— А — а, ну ладно. Дык, я тогда в палатку пойду, завтра вставать рано, — сказал Петрович и широко зевнул. — За костром проследи. Если дров подкинешь, потом залить не забудь. Негоже огонь на ночь оставлять, а ну как ветер поднимется, устроим пожар в лесу, а это нехорошо, ой как нехорошо.

Продолжая давать наставления, Петрович забрался в палатку. Оттуда ещё недолго доносилось невнятное бормотание, а потом раздался тихий храп.

Как мне утром рассказал Димон: Макара Петровича Синцова дал нам в помощники Бык в качестве проводника и кашевара. Ну и чтоб приглядывал за нами, наверное.

На обеде Петрович поведал, что он тут делает. Оказывается, он не первый год ходит в этих местах с экспедициями «чёрных копателей». Где-то здесь в годы страшной войны сгинул его отец — Синцов Пётр Евграфович, старшина 484 стрелкового полка 321 стрелковой дивизии. На тот момент ему было всего 27 лет от роду.

Петрович искал могилу отца с семидесятых годов прошлого века. Когда работал — все отпуска тратил на поиски, даже с женой развёлся из-за этого: не простила она ему нереализованных поездок на Чёрное море, вышла замуж за другого, с кем и каталась по совковым курортам. Синцов — младший не особо и горевал, продолжал поиски раз в год, а как вышел на пенсию, так почти прописался в лесах, только зимой давал себе перерыв, да и то время зря не тратил — готовился к новому сезону.

Поражённые стойкостью Макара Синцова мы пообещали деду — так за глаза мы прозвали Петровича — что, если наткнёмся на останки его бати, обязательно дадим знать.

Я зябко поёжился. С наступлением ночи заметно похолодало, и комары ещё больше активизировались, но, как известно, выход там, где вход. Дровишки из аккуратно уложенной стопки возле походного очага быстро решат эту проблему.

Как я и предполагал, чай в котелке порядком остыл. Ничего, подождём, ночь-то вся наша. Главное, завтра на раскопках не уснуть, а то Кабан с Жеребцом меня с потрохами сожрут. Так-то это я во всём виноват: не полез бы вчера в драку, мы бы сейчас у себя дома в кроватях спали.

Затухший было огонь живо накинулся на подброшенную пищу. Сухие дрова быстро разгорелись, снова стало тепло и уютно. Вскоре в подвешенном на треногу котелке запел нагревшийся чай, ещё немного — и он закипит.

Чтобы скоротать время, я подошёл к сваленной недалеко от костра куче трофеев, выбрал найденную мной пуговицу, подсел ближе к огню. Щёлкнув перочинным ножом, поскрёб налипший за десятилетия слой грязи.

Работа быстро продвигалась, я очистил находку от наростов и обомлел: в центре пуговицы скалился череп над скрещенными костями. Такие застёжки на мундирах носили эсэсовцы дивизии «Тотенкопф», но я прекрасно знал: дивизия СС «Мёртвая голова» никогда не воевала под Сталинградом. Интересно, кто этот чувак, чьи кости я раскопал сегодня?