На момент прибытия Бутакова в Николаев там имелась целая плеяда молодых лазаревских любимцев. В нее вошли Степан Лесовский (без отцовской протекции), Александр Попов (сын адмирала), Иван и Николай Шестаковы (сыновья сослуживца Лазарева по Балтийскому флоту). Все ребята толковые и в службе ревностные. От иных, впрочем, несколько отличался Шестаков, но не знаниями и лихостью особой, а способностью съязвить в отношении товарища, стремлением выставить себя в лучшем свете, чем иные. После отчисления из корпуса отец определил его юнкером на Черноморский флот, а затем, благодаря протекции Лазарева, он стал и мичманом. Прямодушный Лесовский Шестакова на дух не переносил и доверчивому Бутакову посоветовал:

— Ты, Гришка, от Ваньки-Каина держись подальше. Помяни мое слово, придет час, и продаст он тебя со всеми потрохами за рупь с полтиной!

— Да ты что! – отмахивался от него Бутаков. – Шестаков мне друг. Он сам мне в том клялся, и я ему верю.

— Ну, верь-верь, попомнишь еще мои слова! – махнув рукой, отходил Лесовский.

Служба на Черном море Грише Бутакову виделась не слишком обременительной. Как и каждый мичман, он мечтал прежде всего о заграничных плаваниях. Там было меньше рутины, много впечатлений и повышенное жалованье. В письме отцу Григорий практично замечал: «Если меня пошлют на шхуне за границу, у меня есть талисман, которым немногие обладают: я буду нужен своему командиру как драгоман (переводчик. – В. Ш.), если он сам не силен в языках (в чем я почти не сомневаюсь), и вообще, как офицер, знающий языки».

Но у адмирала Лазарева были на молодых мичманов иные взгляды. Один из современников отметил еще один важнейший прием работы адмирала Лазарева с офицерским составом: «Адмирал Лазарев сумел обставить завидными условиями службу на Черном море и этим привлек туда цвет нашей морской молодежи. Лазарев не жалел ничего, чтобы лучше обставить жизнь наших моряков…»

Первое назначение было не из приятных – на линейный корабль «Силистрия», но с исполнением обязанностей младшего флаг-офицера при самом Лазареве. Лазарев специально взял к себе мальчишку, чтобы присмотреться к нему поближе, выйдет толк или нет. Младший флаг-офицер – это и адъютант, и секретарь, и порученец, и штабист в одном лице. В голове надо всегда держать массу информации, быть легким на подъем, но при этом не забывать и об учебе, так как Лазарев при каждом удобном случае любил экзаменовать.

Очень скоро мичман Бутаков убедился, что состоять флаг-офицером у Лазарева – это не портфель с бумажками носить за начальником. Сначала отправился с адмиралом на пароходе в Севастополь, а затем на «Силистрии» в Керчь. Там на корабль погрузили десант для доставки на кавказское побережье.

В те годы Черноморский флот, в отличие от Балтийского, находился в состоянии постоянной боеготовности. И дело не только в том, что на Черном море плавали не три месяца, как на Балтике, а круглогодично. И не только плавали, но и воевали. Если русская армия вела многолетнюю войну с горцами на Кавказе, искореняя процветавшую там работорговлю и разбой, то Черноморский флот охранял кавказское побережье от английской и турецкой военной контрабанды и высаживал десанты при совместных операциях с армейцами. Помимо этого флот содержал и цепь приморских укреплений, так называемую Черноморскую береговую линию. Поэтому Лазареву приходилось постоянно держать от Анапы до поста Святого Николая, что располагался у самой турецкой границы, целую эскадру, именуемую между собой моряками Кавказской, или Абхазской. Служба на крейсировавших кораблях была весьма тяжелой. Частые штормы, постоянная готовность к бою, болезни, отсутствие свежей пищи не вызывали радости у назначенных в крейсерство, но служба есть служба.

В 1838 году было принято решение высадить ряд десантов войск для усиления цепи укреплений Кавказской береговой линии. Когда корабли Лазарева с десантом 12 мая 1838 года подошли к устью реки Туапсе, адмирал отправил Бутакова к командующему войсками на кавказском побережье генералу Николаю Раевскому (сыну героя 1812 года и другу Пушкина) для согласования действий.

Вначале огнем артиллерии были уничтожены укрепления черкесов в долине реки, а сами они отогнаны в горы. После этого пошел на шлюпках десант. Высадкой руководил Владимир Корнилов, командовавший тогда тендером «Луч». Горцы контратаковали, но были отбиты. Бутаков тоже участвовал в высадке. Ожесточенные бои продолжались трое суток, пока черкесы не были отброшены далеко в горы. Едва горцев выбили из их аула, на его месте сразу начали строить укрепление, названное Вельяминовским.

На следующий день линейные корабли двинулись в Севастополь. Лазарев же отправил Бутакова на тендер «Луч», который с отрядом судов оставался при войсках, начавших постройку нового укрепления. Почему адмирал так быстро избавился от своего нового флаг-офицера? По-видимому, он и брал-то к себе Бутакова, чтобы посмотреть, что тот собой представляет. Составив себе мнение о мичмане, он и отправил его служить на тендер. Эти маленькие быстроходные суда служили и для разведки, и для посылок, и для доставки пассажиров, а потому в портах почти никогда не стояли. «Лучом» командовал тогда лейтенанта Панфилов. Так судьба свела впервые двух офицеров, которым предстоит вместе пройти огонь и воду.

Будем откровенны, первые впечатления командира о прибывшем к нему под начало мичмане были не слишком лестны.

Из воспоминаний офицера «Луча» Г. И. Филлипсона о начале службы Бутакова на тендере: «Юноша, недавно выпущенный из Морского корпуса, довольно вялый, с тоненьким, почти детским голоском. Ему часто доставалось от его энергичного командира, который за глаза называл его “гунявы” и ничего путного не ждал в будущем. Признаюсь, и я о нем имел то же мнение…»

Однако вскоре и командиру «Луча» Панфилову и лейтенанту Филлипсону пришлось изменить свое отношение к мальчишке-мичману с тонким голосом.

30 мая у кавказского побережья начался сильнейший шторм. Оставшиеся у Туапсе пароход «Язон», бриг «Фемистокл», два тендера и девять транспортных судов оказались в критическом положении. Якоря не держали, канаты рвались, как нитки, и, несмотря на все усилия команд, вскоре все 13 судов были выброшены штормом на берег. При этом «Луч» отнесло в сторону от наших аванпостов, за реку Туапсе. Прижимной ветер не давал возможности суденышку удалиться от берега, а потом и вовсе выбросил его на отмель. Теперь корпус «Луча» стали разбивать волны. Неподалеку выбросило и бриг «Фемистокл». Видя, что для его судна все кончено, Панфилов приказал всем кидаться вплавь и добираться до берега кто как может. Сам же последним покинул беспомощное судно, неся на плечах больного матроса.