Священник от души рассмеялся и сделал глоток из своей собственной бутылки. Он выглядел усталым.

– Ладно, сеньорита Отеро, не злитесь на меня, что я не работаю как вьючное животное. Вы что думаете, веревки, которые разделяют участки, появились по волшебству?

Участок располагался в семидесяти метрах от палаток. остальные члены экспедиции разбрелись по всему каньону, каждый шагал, делал паузу, ждал сигнала и снова делал шаг. Андреа добралась до веревки, сделала шаг вправо, развернулась на сто восемьдесят градусов и снова пошла вперед, спиной к священнику.

– Так вот почему я не могла вас найти... Вот чем вы с доктором занимались всю ночь.

– Мы ни на минуту не оставались наедине. Так что вам не о чем беспокоиться.

– Что вы хотите этим сказать, падре?

Фаулер промолчал. Некоторое время были слышны лишь ритм шагов: шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.

– Откуда вы знаете?
– спросила она наконец, в ее голосе звучала тоска.

– Раньше я только подозревал. А теперь знаю точно.

– Черт!

– Сожалею, что столь неосторожно вторгся в вашу личную жизнь, сеньорита Отеро.

– Ни хрена вы не сожалеете, - Андреа остановилась и впилась зубами в ладонь.
– Убила бы за возможность покурить.

– И что же вам мешает?

– Профессор Форрестер сказал, что табачный дым сбивает настройку приборов.

– Знаете что, сеньорита Отеро? Учитывая вашу привычку всюду совать свой нос, вы слишком наивны. Табачный дым никак не изменит магнитное поле. По крайней мере, по моим данным.

– Вот ведь старый козел!

Андреа пошарила по карманам и наконец закурила.

– Вы говорили что-нибудь Док, святой отец?

– Харель очень умна, намного умнее меня. К тому же она еврейка. Ей нет необходимости спрашивать совета у старого священника.

– А у меня, значит, есть?

– Ну, вы ведь католичка, или я ошибаюсь?

– Я утратила всякое доверие к людям вашей профессии, когда мне было четырнадцать, падре.

– И к кому же вы утратили доверие? К военным или к священникам?

– И к тем, и к другим. Мои родители слишком песочили меня в детстве.

– Все родители это делают. Разве не с этого начинается наша жизнь?

Андреа повернула к нему голову, так что смогла рассмотреть краем глаза.

– Значит, у нас с вами есть кое-что общее.

– Никогда бы не подумал. Зачем вы вчера нас искали, Андреа?

Прежде чем ответить, журналистка огляделась по сторонам. Ближайшим человеком был Давид Паппас с прибором на груди в тридцати метрах от них. Из горловины каньона задувал горячий ветер, создавая бесконечно прекрасные песчаные вихри у ног Андреа.

– Вчера, когда мы добирались до входа в каньон, я поднялась на дюну. На вершине я остановилась, чтобы сделать несколько снимков, и увидела незнакомого человека.

– Где?
– резко спросил Фаулер.

– На вершине скалы, что у вас за спиной. Я видела его всего одну секунду. Был в одежде камуфляжной расцветки. Я никому об этом не сказала, потому что опасаюсь, что он может иметь какое-то отношение к человеку, который пытался убить меня на борту "Бегемота".

Фаулер прищурился, провел ладонью по лысине и глубоко вздохнул. Лицо его омрачилось, а бесчисленные морщинки вокруг глаз стали еще заметнее.

– Сеньорита Отеро, это очень, очень опасно. Залог успеха нашей экспедиции - полнейшая тайна. Если кому-либо станет известно, чем мы на самом деле занимаемся...

– Нас вышвырнут отсюда?

– Нас всех убьют.

– Вот как.

Андреа подняла взгляд, вдруг осознав полную изолированность этого места и что они все будут здесь похоронены, если порвется тонкая линия защиты людей Деккера.

– Я должен поговорить с Альбертом. Срочно.

– Вы вроде сказали, что не сможете воспользоваться здесь спутниковым телефоном. Что Деккер сканирует частоты.

Священник лишь поглядел на нее.

– Да что ж за хрень такая! Только не снова!
– воскликнула Андреа.

– Сделаем это ночью, - сказал он.

Высокий мужчина по имени О. плакал. Ради этого ему пришлось отойти подальше от товарищей. Он не любил, когда кто-то видит проявления чувств, а уже тем более их обсуждать. Разговаривать же о том, почему он сейчас плакал, было бы просто опасно.