Этим двоим было чем заняться. Они разговаривали. Все разумные существа любят болтать меж собой, но в данном вопросе лангеры превосходили всех. О чем только не услышал Кен в промежутке между Бирном и Ала-Ром. О нравах даржанских наложниц и моде на собак. О леших погодах в Великой степи и климате в тюрьмах Ан-Риджы. О корабельных снастях и чудной штуковине, позволяющей смотреть на звезды, под названием телескоп. О маргарских разбойниках и жрецах, о золотоискателях с Хейта и оллавернских колдунах, о шелковых подштанниках и волшебных артефактах, о лесосплаве и кролиководстве. Слушать, не переслушать. И молодой человек к концу дня уже ерзал в седле, с нетерпением дожидаясь очередных посиделок после сытного ужина, когда оба лангера, устроившись поудобнее на одеялах, заводили свои долгие беседы. Кен беспрекословно исполнял все поручения и затихал, как мышь, дабы, упаси боги, не привлечь к себе внимания. Бывало, он и засыпал под журчание их голосов, не тревожимый до самого утра.

Однажды Кен проснулся еще до восхода солнца, разбуженный прохладой утреннего тумана, откинул влажное от росы одеяло и увидел картину невероятную. До того неожиданную, что пришлось для пущей достоверности протереть глаза. Вдруг это сон такой.

Эльф бродил между деревьями рощицы, под покровом которой они давеча заночевали, по пояс в тумане, сам похожий на призрак, и словно разговаривал сам с собой. Тонкие пальцы скользят по коре, губы шевелятся, и между ресницами сияет расплавленное серебро. И ведь не безумие, не горячечный бред после долгого запоя. Не смешно даже. А наоборот, хочется плакать от ощущения присутствия при разговоре с самим Создателем, похожем на удивительное таинство. Журчат ритмичные слова на забытом всеми языке, а о чем оно, не понять. Понимание ускользает, как шелковая нить из рук, как радуга на горизонте, лови не лови.

Кроличья Луна балует, не иначе.

– Красиво… – тихо сказал Пард.

– Очень, – согласился Кенард, бросая украдкой взгляд на задумчивого оньгъе. – Не понимаю…

– Чего?

– С кем мастер Альс говорит…

– С ветром, с туманом, с землей, с весной, – сказал тот. – Он ищет ответы там, где никто иной не сможет.

– Странно…

– Тебе предстоит еще много чего узнать странного, вьюнош, – сказал Пард. – И чего ты за эльфом увязался? Жил бы, как все.

– Я из Ветланда, – пояснил Кенард, считая свое происхождение достаточным основанием для любого сумасбродного поступка.

– И в Ветланде, я слыхал, люди живут.

– Тоже мне жизнь! – вспыхнул Кенард негодованием. – Загнивание и тоска.

Оньгъе не сдержался и хохотнул в кулак.

– Ага! Вот в чем дело! С Альсом не сгниешь от тоски, это ты верно подметил. В безвременной могиле – да, а от тоски-печали – ни в жизнь.

Кенард обиделся. Перечить немолодому здоровиле он не хотел, но и соглашаться не торопился.

– Мое дело!

– Спору нет – твое. Я ж не отговариваю, поздно уже, пропала птичка. Тебе теперь без эльфьих выдумок жизнь не в жизнь покажется. Понимаю. Сам такой.

Круглые и по-детски изумленные глаза ветландского рыцаря порядком развеселили Парда. Парень испугался, испугался непонятно чего.

– Тебе пояснить? Сам не видишь? – спросил оньгъе участливо.

– Нет! Поясни, – бодро ответил Кен, сглатывая вязкую от страха слюну.

В животе стало холодно и пусто. Есть такая шутка… Пард угадал ход мыслей молодого человека и отрицательно замахал руками, мол, не так понял.

– Нет, никто тебя не заколдовывал. Тут другое дело. Совсем иное. Он, – оньгъе кивнул на Ириена, – ну, как тебе сказать, точно узел на ткани жизни. Понимаешь, о чем я? На Альсе много чего завязано, Судьбой, Выбором, можно так сказать. Альс тебе не просто так – эльф с мечами. Он особый. Разве ты не видишь? Посмотри внимательно, парень. Вишь, ходит себе, разговаривает…

– Вижу…

– Так то не эльф, то сама судьба, – значительно сказал Аннупард и добавил: – Теперь она и твоя тоже. Не жалуйся потом.

– А что будет?

– Мы все умрем, – весело подмигнул оньгъе.

– Мы и так умрем.

– Но не своей смертью.

«Ну и хрен с ней, – вдруг неожиданно для себя подумал Кенард. – Не чужой же? Да и разве стезя воина не предполагает подобного финала? А если так, то чего переживать?» И сразу успокоился.

– Ну и пусть чужой, – заявил он Парду.

Оньгъе посерьезнел и, пожевав почти по-стариковски губами, молвил:

– В том-то и дело, вьюнош, что чужой смертью помирать еще тяжельче, чем жить чужой жизнью.

– Зачем ты так сказал?

– А что – соврал?

– Нет, но…

– Парень связался с лангером, пусть хоть немного понимает, что происходит.

– Ну, не знаю…

– Я знаю. Людям всегда нужен выбор.

– Но его нет.

– Да, но пусть это будет иллюзия выбора.

– Хм… очень по-человечески…

– Да уж. Мы мастера питать иллюзии.

– Сомнительное достоинство…

– У тебя и такого нет.