— Да. — Какое-то мгновение он обдумывал крошечный, затруднительный вопрос, застрявший в глубине его сознания, и в конце концов отбросил его. — Да, — повторил он. — Теперь всё подтверждает это. — Ощущение победы вновь охватило его, подняло высоко-высоко, на ту головокружительную вершину, на которой он пребывал всё утро. Он вскочил со стула и радостно заходил по комнате. — Амену, твой план хорош. Пусть они видят в ней свои чаяния, пока не поймут, что же видят на самом деле и что она представляет собой! И тогда мы отправимся на север.

Тремя неделями позже он решил, что ждать достаточно. Он приказал команде подготовить свою барку, высокомерно пробился через тихие толпы, собравшиеся вокруг дворца, и поплыл на север, собирать первые спелые сливы.

В Мемфисе их встретила новость, которую из верховьев реки спешили доставить царице. Суда показались в дельте.

В полдень, когда жара, подобно тяжёлой ноше, давила на людей, корабли Нехси по мелеющей реке прибыли в Фивы.

Они были так же не похожи на пятёрку новеньких кораблей, которые отправились отсюда год назад, как человек, возвращающийся с войны, не походит на зелёную молодёжь, отправляющуюся на бойню. На них остались следы далёких мест, запах иных земель. Некогда нарядная краска стёрлась и исчезла, паруса покрывали заплаты, рангоут был истрёпан непогодой. Бабуины, подобные напыщенным идолам, восседали на реях или прохаживались исполненными достоинства шагами. Тараторящие мартышки сигали мимо них вверх и вниз по снастям; борзые собаки метались от борта к борту и облаивали народ, столпившийся по берегам. Суда казались переполненными движением и шумом, они глубоко сидели в воде от своего экзотического груза: мирровой смолы и зелёного золота Эму, чёрного дерева, коричного дерева, дерева хесаит [136] , слоновой кости и шкур южных пантер. На четвёртом судне, между тюков с товарами и связками острых изогнутых клыков, теснилась кучка жителей Пунта с детьми и жирными жёнами. У людей были орлиные носы и узкие заострённые бороды; все волосы у них были заплетены в короткие косички, свисавшие бахромой и обвязанные ремешком. Никто в Египте никогда не видел ничего подобного.

Всё это было изумительно, но всего изумительнее была божественная Ма-ке-Ра, которая узнала о существовании всех этих чудес и повелела Нехси их доставить. Вдоль бортов каждого судна живыми чудесами стояло по ряду мирровых деревьев. Все деревья, путешествовавшие с большими комьями земли, были торжествующе зелёными и свежими, невзирая на многие и многие лиги перенесённого путешествия. Их бесчисленные листья, шелестящие на лёгком ветерке, превратили суда в движущиеся сады.

Никогда впредь не придётся Амону, возлюбленному отцу Ма-ке-Ра, зависеть от гнусных дикарей-торговцев, никогда больше не останется он без мирры для своей услады. У него теперь появился собственный сад благовоний, его собственный Пунт в Египте. Царица добыла все чудеса Страны богов и вложила их в его золотую руку.

С палубы своей барки, находившейся ниже по реке, Тот смотрел, как пять парусов медленно двигались мимо храма Амона к дворцовым докам. В его голове против воли снова и снова звучали стихи. Он наткнулся на них несколько недель назад в одном из старых свитков и теперь всем сердцем желал позабыть их.

Ритмичный шёпот в ушах Тота был прерван звуком шагов Рехми-ра, который прошёл по раскалённой солнцем палубе и остановился рядом с ним.

— Тьесу, уходите. Вы смотрите на них уже целых девять дней. Я вам говорю, что пора наконец остановиться. О боги, нам следовало остаться в Мемфисе, пока всё это не закончится! Нет никакого смысла провожать их домой, видеть их перед собой каждую минуту, каждый час...

«Я должен ответить ему, — сказал про себя Тот. — Я должен сказать что-нибудь лихое и вернуться вместе с ним в павильон и выпить немного пива, хотя меня от него тошнит, и старательно притворяться».

Они могут ещё на что-то рассчитывать. Они могут продолжать говорить о терпении, о том, что правду не скроешь и что великая Маат в конце концов победит, как будто до сих пор верят во всё это. Возможно, они сами считают, что верят. Удивительно, как они ещё в состоянии обманываться.

— Тьесу.

— Тьесу, я ухожу в тень. Вам тоже было бы лучше уйти, вы залиты потом. Идите, идите... В павильоне еда и пиво. — Шаги удалились.

У них в павильоне пиво. Ну да, и, конечно, они пили его. Глотали пиво и все свои надежды и говорили о чём-нибудь постороннем. Не о прибывших кораблях, вовсе нет. Не о том, как Амену тихо умирал весь последний год после того, как маленькая княжна, которую он преданно любил, вышла замуж за вельможу с юга. Для него успех его царя мог бы послужить частичным воздаянием. Не о радостном возбуждении Рехми-ра, который неделю назад наконец оправдался в глазах своего отца. Ни слова о царе, за которым они следуют, который не может им дать ничего, кроме несчастий, который, наверно, чем-то смертельно оскорбил самих богов. Нет, они похожи на людей, которые болели уже долгие месяцы, но пили пиво и скрывали от всех своё состояние.