Во дворце тоже слышали эту песню. Неопределённость тяготила души знатных не меньше, чем души торговцев луком, и чем невыносимее становилась эта тяжесть, тем охотнее они следовали совету арфиста... поощряемые и поддерживаемые самой царицей. Казалось, в последнее время она решила превратить свой пиршественный зал в место нескончаемого праздника. Ночь за ночью вино текло подобно Нилу, и в этом дарящем забвение потоке тонули и вчера, и завтра. Фокусники, борцы, танцовщицы, музыканты один за другим выходили из полированных дверей; каждую колонну щедро увивали увядающие лотосы; конусы бесценных благовоний таяли на макушке каждого парика и ароматными ручейками стекали на смеющиеся лица. Расходы не значили ничего; на развлечения двора Хатшепсут тратила золото так же щедро, как на свои обелиски.

Придворные благословляли её. Под влиянием вина все вели себя странно, и это позволяло не обращать внимания на странности царицы — её привычку часто мигать, слишком прямую осанку и новый обычай надевать одну корону, держа под рукой две других. Если визгливо хохотали все вокруг, никого не удивлял её собственный хохот; если глаза всех присутствующих были яркими и блестящими, никто не мог сказать, что во взгляде царицы горит лихорадочный огонь. А по утрам, во время аудиенции... что ж, нужно было просто сжать зубы и терпеть, если можешь. Но если накануне вино текло рекой, а утром голова болела так невыносимо, что Тронный зал и сам трон тонули в тумане, иной раз можно было и вовсе не являться.

Но небольшая группа придворных не прибегала к вину, чтобы забыться, поскольку не смела воспользоваться его защитой. Это были младшие семеры, отпрыски знатных семей, которые стали членами совета лишь в последние годы и были слишком молоды и неопытны для того, чтобы выполнять свои обязанности, не прибегая к помощи собственных мозгов. Им приходилось нелегко. Например, молодому господину Анпу, управляющему царскими складами, под началом которого была сотня писцов и многие сотни наименований припасов, требовавших строгого учёта и отчётности, было над чем подумать; вдобавок к этому он постоянно чувствовал себя зажатым меж двух жерновов. Приказы противоречили друг другу, но ни одного из них нельзя было ослушаться. Не проходило недели, чтобы в контору Анпу не явился Его Высочество Менхепер-Ра с коброй на шлеме и не потребовал бы неимоверного количества полотна, кожи и всего, что только можно себе представить. И что было делать в таких случаях?

— Но... но, Ваше Высочество! — заикаясь, произнёс испуганный Анпу, когда это произошло в первый раз. — У меня нет полномочий для таких... таких огромных выдач. Царица была бы... — Он осёкся, слегка побледнел и со всем уважением осведомился, для какой цели Его Высочеству понадобилось столько припасов.

Его Высочество отвечать отказался.

— Ну... я... конечно, Ваше Высочество понимает, что я должен посоветоваться с Её Величеством, прежде чем выдать с царских складов такое количество товаров.

— Хорошо, посоветуйся, — велел Мен-хепер-Ра. Когда Анпу воззрился на него с недоверием, Его Высочество нетерпеливо добавил: — Иди сейчас же! Я тороплюсь!

— Ваше Высочество... умоляю Ваше Высочество о прощении, но я... я не верю, что Её Величество согласится удовлетворить ваши требования.

— Мне нужно не твоё мнение, а припасы! — сказал Мен-хепер-Ра. — Иди, советуйся с Её Величеством. Спроси её, — и тут слабая улыбка коснулась его твёрдого, плоскогубого рта, — спроси, не сама ли она любезно распорядилась, чтобы Его Высочество имел всё, что пожелает.

— Но, Ваше Высочество...

— Клянусь Амоном, не испытывай моё терпение, человек! Иди, я сказал!

И Анпу пошёл. Губы Его Высочества сжались так плотно, а взгляд чёрных глаз стал таким тяжёлым, что ослушаться было невозможно. Не успел Анпу стряхнуть с себя наваждение, как оказался перед другой парой глаз.

— Ну? — спросила царица. — У тебя есть просьба?

— Если Ваше Величество позволит... меня прислал Его Высочество Мен-хепер-Ра, который желает получить некоторые товары со...

Он резко умолк. Лицо царицы побелело как полотно; её глаза превратились в пылающие куски чёрного дерева.

— Ничего ему не давать! — крикнула она Анпу. — Ничего, ничего, ни куска кожи, ни мотка ткани!

— Да, Ваше Величество, — прошептал Анпу. Молодой человек склонился в угодливом поклоне и готов был с радостью уйти, но внезапно остановился, сильно подозревая, что, если он не скажет того, что должен, его тут же пошлют назад. Бедняга проглотил слюну и медленно выпрямился. — Прошу прощения у Вашего Величества, но я... разве не Ваше Величество соизволили любезно распорядиться, чтобы Его Высочество получал всё, что он хочет?