Смущённый собственной радостью, он встал, вызвал раба и велел ему поторопиться на кухню. Когда фараон вернулся, Хатшепсут стояла в дверях сада и смотрела на луну, всходившую над веерами пальмовых крон. Пройдя через комнату, он остановился за её спиной, борясь с порывом схватить её тёплые золотистые плечи, прижаться к её спине. Он боялся почувствовать знакомое сопротивление тела. Пока Ненни не касался её, он мог рассчитывать, что этот миг тишины будет мигом близости, что она пришла к нему, лишь желая побыть с ним, разделить с ним постель, любовь, жизнь, так же, как приходят жёна к другим мужчинам. Быть может, она хотела преодолеть разделявшую их преграду, но не знала, как это сделать.

— Шесу, — сказал он, заставив свой голос звучать твёрдо, — ты останешься со мной ночью?

— Конечно.

— Почему? — тихо спросил он после краткой паузы.

— Почему? Потому что ты хочешь этого — а я обещала тебе. К тому же... — Она тоже помолчала. Ненни затаил дыхание, но Хатшепсут продолжила резким страстным голосом, которого он никогда не слышал: — К тому же я тоже хочу этого. У меня должен быть сын, Ненни. Должен быть. Должен!

— Я понимаю, — прошептал он. «Не важно, — сказал он себе. — Она хочет сына от тебя. Эго почти то же самое. Почти то же самое, как если бы она хотела тебя».

Это было не то же самое, но он не позволял себе думать, насколько это было другим. Он поднял руки, позволил им стиснуть гладкие тёплые плечи. И почувствовал, как слегка напряглось всё её тело.

Ненни почти грубо прижался к её спине и уткнулся лицом в волосы Хатшепсут.

— Если Добрый Бог соизволит... — прошелестел почтительный голос.

Ненни, с улыбкой смотревший, как Тот и Нефер играют с расписными яйцами, неохотно повернулся к склонившемуся слуге.

Это было утро праздника Ун, Великого Зайца. С самого рассвета переулки Фив были заполнены толпами людей, танцующих, пьющих вино, с несдерживаемым азартом празднующих плодовитость тучных нив и своих собственных тел. Пока луна, висевшая в небе словно огромный глаз, медленно блекла с приближением рассвета, многие юнцы и девчонки, которым только-только перевалило за тринадцать, впервые познали радости любви — и впервые поняли значение весело раскрашенных яиц, которые они получали в день Великого Зайца, когда ещё были младенцами. Но вот настало утро. Землепашцы уже возвращались на поля, где из чёрного ила показались тоненькие зелёные ростки; царское семейство, как и городское простонародье, собралось в саду, чтобы смотреть за малышами, играющими с яйцами.

Ненни соизволил заметить слугу.

— Нет, Ваше Величество, до совета с приближёнными Вашего Величества осталось ещё полчаса, но благородный Сенмут, надсмотрщик за полями и работами храма Амона, надеется, что вы удостоите его краткой аудиенции до того, как изволите принять своих приближённых...

— Ненни, мне следует его увидеть. Я знаю, что ему нужно, — быстро сказала Хатшепсут.

С противоположной стороны беседки раздался негромкий звук: вдовствующая царица Аахмес пошевелилась в кресле. Она не промолвила ни слова, но Ненни ощутил её неодобрение, как будто оно было высказано. Он вздохнул. Сложилась одна из обычных семейных ситуаций.

— Проводите его превосходительство к Южному саду.

Он посмотрел вслед слуге, а затем перевёл взгляд на Хатшепсут. Та уже спускалась по ступеням беседки, деловито оправляя платье и приглаживая волосы. Не глядя на Ненни, она улыбнулась детям:

— Будьте хорошими зайчатами и не ссорьтесь из-за яиц.

— Вы уходите? О, пожалуйста, не уходите! — закричал Тот, вскакивая.

— Мне нужно. Осторожно, ты перевернёшь свою корзину! — Тот поспешно отступил, с тревогой поглядел на раскрашенные яйца и переставил корзинку в безопасное место под лестницей. Нефер обхватила колени Хатшепсут, ритмично повторяя:

— Не ходи, не ходи, не ходи.

— Моя любимая, я должна уйти. Так что отпусти меня, маленькая липучка, а я тебя подниму... Ой-ой-ой, какая большая и тяжёлая девочка выросла! — Хатшепсут подняла её, улыбаясь и хмурясь одновременно, поставила на пол и порхнула к лестнице.

— Госпожа Шесу, — раздался негромкий голос Тота, — вы теперь не сидите с нами, как раньше.

— У меня совсем нет времени! Я занята весь день, очень занята. У меня множество важных дел.

Тот улыбнулся её подчёркнуто строгому тону, но в его больших чёрных глазах мелькнула тоска.

— Я хочу, чтобы вы снова рассказывали нам сказки. Вы уже давно ничего не рассказывали. С самого моего дня рождения, когда мне подарили кораблик.

— Двадцать коротеньких дней — это вовсе не долго. Расскажу вам что-нибудь в другой раз, но сейчас у меня совсем нет времени. Беги обратно и играй с яйцами.

Тот нехотя поплёлся по лестнице, а Хатшепсут поднялась на нижнюю ступеньку и встретилась взглядом с Ненни.

— Ты, конечно, не будешь против? — небрежно бросила она.