— Возможно. С меня достаточно и того, что он может быть так же предан сыну Исет, как и царевне. — Сенмут допил пиво, поставил кубок и подвинулся поближе к креслу царицы. — Вам когда-нибудь приходило в голову, что этот мальчик — угроза вашему будущему? Единственная угроза?

Хатшепсут поглядела на него, затем уставилась в пространство:

— Не понимаю.

Она всё прекрасно понимала. Зная это, Сенмут решил взять быка за рога.

— Если фараон умрёт после одного из приступов лихорадки, кто придёт ему на смену? Этот ребёнок, не являющийся вашей собственной плотью и кровью. То ли это, чего вы на самом деле хотите?

— Конечно, нет, но такой опасности не существует, Сенмут.

— Нет, существует! — Жрец склонился к се креслу. — Естественно, вы предполагаете быть регентом при вашей царственной дочери. Но сколь долго это продлится? Если она выйдет замуж за какого-нибудь знатного юношу по вашему выбору, за какого-нибудь уступчивого слабовольного мальчишку вроде сына благородного Имхотепа — тогда всё будет в порядке. Но обычай потребует выдать её за сводного брата, а этот мальчик — не угодливое высокородное ничтожество, он царевич — или самый близкий во всём Египте к этому титулу. Он потребует всей царской власти, предупреждаю вас, и не будет слушать никакую женщину, даже дочь Солнца. Во имя Амона, моя госпожа, Египтом должны управлять вы, а не сын наложницы из гарема! Если бы его не было, регентство могло бы продолжаться столько, сколько вы захотите, вы могли бы решать всё по собственному разумению, могли бы строить, могли бы носить Обе Земли, как ожерелье! И этому ничто не может помешать, кроме одного маленького мальчика.

С дорожки раздался пронзительный крик. Сенмут вздрогнул и выпрямился. В следующий миг он молча проклял несвоевременную помеху. Дети всего-навсего поссорились из-за котёнка. Они вырывали его друг у друга, а он жалобно мяукал. Но Нефер завизжала; Хатшепсут сорвалась с кресла и бросилась вниз по лестнице, тут же позабыв обо всём на свете. Сенмуту не оставалось ничего другого, как последовать за ней.

— Тот! Осторожнее! Бедное создание, вы убьёте его! Нефер, что на сей раз случилось? — сердито воскликнула Хатшепсут. Тот вырвал котёнка из объятий Нефер, молча прижал его к груди и отбежал на несколько шагов.

— Он не её, он мой, госпожа Шесу! Он мой!

— Так и будет, — Сенмут шепнул Хатшепсут. — Он вырвет и Египет из её рук.

Хатшепсут вспыхнула и стиснула зубы крепче, чем мальчик.

— Тот, сейчас же отдай котёнка Нефер.

Тот поднял широко раскрытые глаза, а затем бросил котёнка, будто обжёгся об него. Хатшепсут повернулась, чтобы успокоить дочь, а взгляд мальчика упёрся в глаза Сенмута. Сенмут встретил его холодно. «Амон проклял этого мальчишку, — подумал он. — Да, и фараона — за то, что он породил его!» — быстро добавил он про себя, словно опасаясь, что боги услышат его мысли. Из-за этого ублюдка рабыни его мечта о строительстве прекраснейшего в мире храма останется всего лишь мечтой...

Мальчик неожиданно повернулся и побежал через лужайку к большому тамариску. Умиротворённая маленькая царевна не спеша последовала за ним, довольная тем, что котёнок оказался у неё. Сенмут взглянул в лицо Хатшепсут и сказал, чрезвычайно осторожно подбирая слова:

— Отошлите мальчика прочь! В Вавилонию, на Острова, куда-нибудь, чтобы он был подальше от Египта! Разве вы не понимаете...

— Сенмут, замолчи! — Тон царицы остановил его доводы. Оба беспокойно вглядывались в глаза друг другу. — Вавилония... во имя Амона! Я даже не знаю, где это, — вздохнув, сказала она. — Как ты можешь быть настолько безжалостным?

— Когда это касается ваших интересов... — пробормотал он.

— Здесь им ничто не угрожает. — Глаза Хатшепсут сверкнули и упёрлись в пространство. Затем она решительно повернулась и заявила: — Сенмут, я хочу тебе что-то сказать. Тот никогда не будет фараоном. Мой родной сын опередит его.

— Ваш родной сын?

— Да. Я беременна уже несколько недель.

Язык присох к гортани Сенмута. Он почувствовал, как кровь прихлынула к его голове и застучала в ней. Невозможно было поверить, что вот таким образом, без видимых причин, вопреки всякой логике рухнуло основание всех его построений. Прямой наследник так же мешал его планам, как и побочный, даже больше. Хатшепсут одним жестом переодела его из роскошных одеяний в ветошь, оставила с пустыми руками. На мгновение он испытал неодолимое желание грубо схватить её, потрясти и заставить признаться в обмане.

— Да, помилует тебя Амон, Сенмут... Ты что, увидел хефт? Скажи хоть что-нибудь.

— Я поздравляю вас. — Голос, которым он произнёс эти слова, был совсем не похож на его собственный.

Она улыбнулась и продолжала со странным выражением рассматривать жреца. Сенмуту казалось, что он увяз в болоте и не чувствует под ногами твёрдой земли.

— И когда вы рассчитываете родить этого ребёнка? — выпалил он.

— Во время следующего разлива Нила. Не говори «ребёнка». Это будет мальчик.

Сенмут наконец нащупал ногой твёрдую землю.

— А если будет девочка?

— Это не будет девочка, Сенмут! Это будет мой сын, которого я ждала все эти годы. Сын бога Амона, моего отца.

На последних словах она сделала несильное, но отчётливое ударение. Царица пыталась убедить себя, что это действительно будет сын? Или сделала это бессознательно, стараясь отказать фараону в родстве с её сыном? Но чем бы ни была порождена эта реакция, она подкрепляла положение Сенмута. Он медленно выдохнул и овладел собой.