Михеев Вадим Ростиславович
Шрифт:
Вот прогреты двигатели. Пилот еще раз опробовал их на максимальном газе в течение 2 мин. Все нормально. Теперь можно взлетать. По команде Сикорского Панасюк махнул рукой со своего балкона, и стартовая команда отпустила самолет. В следующий момент ”Гранд” начал разбег. Огромная машина постепенно набирала скорость. Сикорский не чувствовал привычного напора воздуха, и ему казалось, что разбег идет слишком медленно. Однако вскоре он ощутил усилия на штурвале и педалях, рули управления становились эффективными, легко выдерживалось направление разбега – строго по выбранному ориентиру. Вот поднят хвост. Приближалась скорость отрыва. Сикорский плавно потянул штурвал на себя, и в следующий момент толчки и удары прекратились. Самолет медленно уходил вверх. Это был ответственный момент – момент принятая решения, еще была возможность посадить машину: размеры аэродрома позволяли.
Сикорский сделал короткие движения штурвалом вперед-назад, влево-вправо, педалями. Самолет реагировал. Набор высоты продолжался. Пилот бросил быстрый взгляд на приборы – скорость 90 км/ч. На балконе обдуваемый воздушным потоком Панасюк. В какое-то мгновение он обернулся, и Сикорский увидел улыбающееся, счастливое лицо своего верного механика, делившего с ним уже несколько лет все радости и невзгоды. Пилот старался не поддаваться эмоциям и все свое внимание сосредоточил на управлении воздушным кораблем. Набрав 120 м, он осторожно начал выполнять первый разворот. Самолет вел себя великолепно. Примерно на 180-м метре был сделан второй. Продолжая постепенно набирать высоту, самолет прошел над ангарами. Панасюк с балкона махал рукой огромной толпе, а второй пилот смотрел через окно. Внизу в 250 м волновалось (откуда оно только взялось!) людское море.
Теперь, имея достаточный запас высоты, можно было попробовать управление более энергично. Самолет хорошо слушался рулей, но реагировал на действия значительно медленее, чем все предыдущие машины. Это было и понятно – не ”байдарка” а воздушный корабль. Убедившись в нормальной управляемости, Сикорский решил проверить поведение самолета при несимметричной тяге. Он положил руку на один из секторов газа и начал медленно убирать обороты, одновременно нажимая на противоположную педаль. Двигатель не выключался (все-таки первый полет), но был полностью задросселирован. Хотя эксперимент был не совсем чистым, стало совершенно ясно, что самолет останется вполне управляемым даже при отказе двух двигателей с одной стороны. Затем наступил ответственный момент – имитация режима посадки. Сикорский дважды переводил самолет на снижение, затем выравнивал и, выбирая штурвал, осторожно приближался к посадочному положению. Самолет был послушен. Все складывалось как нельзя лучше, и пилот решил производить посадку не на газу, как планировалось, а обычно.
В полутора километрах от края аэродрома Сикорский сделал плавный разворот на 180° и стал постепенно снижаться. Самолет хорошо слушался рулей. Ветра не было, и можно было выбирать любое направление посадки. Пилот подвел самолет к краю аэродрома на высоте 5 м и дал газ. Идя на этой высоте, он выдерживал направление к ангарам, чтобы после посадки сократить руление. На середине поля Сикорский убрал газ и совершил обычную нормальную посадку. Пробежав 150 м, самолет остановился. Двигатели работали на холостых оборотах. Механик вылез и проверил шасси. Все было в порядке, можно рулить к ангарам.
Панасюк забрался в кабину, но рулить уже не было никакой возможности. Огромная толпа, как вал прибоя, быстро надвигалась на самолет. Сикорский на всякий случай выключил моторы. Казалось, люди помешались от радости, в восторге что-то кричали, махали руками. Экипаж вышел на балкон – вокруг разливалось море ликующих людей, которые так бурно выражали свою радость, что, казалось, именно они, а не экипаж, были участниками этого беспримерного полета.
Самолет было невозможно сдвинуть с места. Сикорский попытался пройти сквозь толпу, но ему не дали ступить и шага, подняли на руки и понесли к Шидловскому, который был тоже безмерно счастлив этим успехом.
6 мая был выполнен еще один полет. Большой самолет окончательно защитил свое право на существование. Как отмечалось в прессе того времени, ”авиатору Сикорскому удалось построить огромный аэроплан, которому суждено играть выдающуюся роль в истории мировой авиации как первому удачному опыту постройки аэроплана, приспособленного для перевозки многих пассажиров и снабженного целой группой самостоятельных двигателей (четыре стосильных ”Аргуса”).
После пробных взлетов, первых кругов над аэродромом, показавших, что ”Гранд” (так назван был этот величайший в мире аэроплан) вполне способен к полету даже с двумя моторами, Сикорский перешел к совершению ряда полетов в окрестностях Петербурга и над городом. 10 мая ”Гранд” совершил первый продолжительный полет над Петербургом. Накануне он завяз в болоте, причем поломалась одна из лыж шасси, и не мог подняться. На этот раз полет вышел очень удачным, аппарат легко отделился от земли. Он поднялся с Корпусного аэродрома и на высоте около 400 м направился к Гребному порту, оттуда к Исаакиевскому собору, затем пролетел над всм Невским проспектом, свернул у Знаменской площади, пролетел над Семеновским плацем, Царскосельским вокзалом и возвратился на Корпусной аэродром, где плавно опустился почти на том же месте, с которого поднялся. Весь полет продолжался полчаса”[* Техника воздухоплавания. 1913. N 4/5. С. 242-243.]. На борту, кроме Сикорского, Янковского и Панасюка, находились также летчики Алехнович, Раевский и Миллер.
13 мая на Корпусном аэродроме состоялась сдача военному ведомству нескольких ”Ньюпоров”, изготовленных на РБВЗ по французской лицензии. На аэродром приехало много высоких гостей. М.В. Шидловский не преминул использовать такую возможность и показать гигант в действии. Корреспондент ”Нового времени”, который присутствовал при этом, в частности, писал: «13 мая на Корпусном аэродроме после очень удачной сдачи Военному ведомству нескольких ”Ньюпоров” авиатор-конструктор И. Сикорский вместе с 4 пассажирами совершил блестящий, вполне удавшийся полет на аппарате своей конструкции ”Большой” (бывший ”Гранд”). Поднявшись на высоту около 100 м, он на полчаса (не при полной силе газа) развил скорость до 100 км/ч, очень хорошо сделал несколько крупных виражей и плавно опустился. Наблюдавшая за этим публика устроила авиатору горячие овации. Этим полетом наглядно опровергнуты предсказания некоторых иностранных конструкторов о том, что ”Большой” не будет в состоянии летать…»[** Новое время. 14 мая 1913. N 13351. С. 6.]
27 мая ”Гранд” выполнил еще один продолжительный полет. На борту, кроме Сикорского и Янковского, находились четыре механика. Они йоочередно, а потом и вместе выходили на балкон или собирались в хвостовой части салона. Так проверялось поведение самолета при разных центровках. В полете выключался двигатель, выполнялись крутые виражи. Машина с успехом выдерживала все более тяжелые условия испытания.
Молва о воздушном гиганте уже катилась по России. В Европе удивлялись и не верили. Будучи в Красном селе, император Николай II выразил желание осмотреть ”Гранд”. Самолет перегнали туда, и 25 июня на аэродром прибыли высокие гости. Царь вначале обошел корабль вокруг. Сикорский следовал за ним. Как всегда, он был немногословен и только отвечал на вопросы высокого гостя. К удивлению конструктора, Николай II задавал вопросы по существу и вполне корректно с инженерной точки зрения. Осмотрев самолет снаружи, император пожелал подняться на борт. Они по очереди забрались по приставной лестнице на балкон и там продолжили беседу. Придворный фотограф их так и запечатлел. На императора самолет произвел большое впечатление. В качестве памятного сувенира Сикорский вскоре получил от Николая II золотые часы. Эта встреча, по-видимому, сыграла в дальнейшем положительную роль в решении со стороны царя судьбы преемника ”Русского витязя” – ”Ильи Муромца”, когда некомпетентные люди пытались запятнать репутацию прекрасного самолета.