Один из альгарвейцев помахал им. Леудаст, не зная, стоит ли откликаться, покосился на сержанта Магнульфа, и только когда тот поднял руку, повторил его жест. Рыжики остановили своих скакунов. Шкуры единорогов были покрыты бурыми и зелеными пятнами. Ункерлантские кавалеристы поступали так же, и фортвежские – когда у Фортвега еще оставалась кавалерия. Так животных труднее было увидеть и спалить. Вот только красоты им это не прибавляло.

– Привет, люди Свеммеля, – крикнул один альгарвеец не то на фортвежском, не то на ункерлантском. – Вы меня понимать?

Леудаст снова покосился на Магнульфа. Пускай сам он был капрал, но ветеран-то дослужился до сержанта. Между Ункерлантом и Альгарве сохранялся мир. Но две державы воевали прежде не раз, и война скоро может начаться снова. Во всяком случае, на эту мысль наводили Леудаста постоянные учения последних недель. Что, если войсковой инспектор разузнает, что они имели с врагом… сношения?

– Вы меня понимать? – повторил альгарвеец, не дождавшись ответа.

Магнульфа, должно быть, волновало то же, что и Леудаста. С другой стороны, что, если альгарвейцы по случайности скажут нечто важное, о чем непременно следует доложить начальству?

– Понимаю, что ж, – промолвил наконец сержант. – Чего надобно?

– Горящий вода есть? – спросил кавалерист и, запрокинув голову, приложил к губам кулак, будто флягу.

– Он про самогон толкует, сержант, – прошептал Леудаст.

– Сам знаю, – нетерпеливо отмахнулся Магнульф и повысил голос: – А что, если есть?

– Хотить пробовать? – Альгарвеец хлопнул себя ладонью по лбу. – Нет, хотить торговать?

– А что у вас есть? – поинтересовался Магнульф и вполголоса добавил, обращаясь к товарищам: – Если они хотят получить от нас выпивку, значит, им есть чего предложить.

– Ага, – согласился Леудаст, только что подумавший о том же. Он бы предпочел выпить все спиртное сам.

Разговорчивый альгарвеец на другом берегу поднял повыше что-то блеснувшее на жарком северном солнышке. Прищурившись, Леудаст понял, что это кинжал.

– Красивый нож, – пояснил рыжик – очевидно, сказать на понятном ункерлантцам языке слово «кинжал» он не мог. – Отнять у фортвеги на война. Много есть.

Магнульф потер подбородок.

– На дорогие кинжалы можно выменять куда больше выпивки, чем мы отдадим за них альгарвейцам, – заметил он.

Товарищи его вразнобой закивали.

– Ладно! – гаркнул сержант. – Переходите к нам! Посмотрим, что получится!

Он махнул рукой, приглашая альгарвейцев на западный берег.

– Мир между нам? – переспросил рыжик.

– Да, между нами – мир, – согласился Магнульф.

Альгарвейцы направили своих единорогов в воду.

– Мир, покуда они его не нарушат, – наставлял сержант своих подчиненных. – И держите языки за зубами, а то инспекторы вам их с корнем выдерут.

Леудаста передернуло – он знал, что Магнульф не преувеличивает и не шутит.

Речка была настолько мелкой, что единорогам пришлось проплыть не больше двух шагов на самой стремнине. Скакуны выбирались на западный берег, брызгая водой и фыркая, прекрасные, невзирая на пятна краски на белых шкурах. Окованные железом копыта казались острыми, как мечи. Часть альгарвейцев спешилась, некоторые остались в седлах, бдительно озираясь. Ветераны, понятное дело. Леудаст, сам ветеран, тоже не поверил бы противнику на слово.

– Посмотрим на ваши кинжалы поближе, – сказал Магнульф.

– Посмотрим на ваши… – Альгарвеец снова приложил кулак к губам.

Магнульф кивнул своим бойцам. Леудаст скинул с плеча вещмешок, развязал и вытащил флягу с самогоном, без удивления отметив, что такая же посудинка прячется среди вещей каждого из его товарищей. По уставу, конечно, ничего такого солдатам не полагалось, но разделить ункерлантцев и выпивку было все равно что разделить в яичнице ветчину и яйца.

Леудаст протянул свою флягу ближайшему альгарвейцу. Тот был на добрую ладонь выше ункерлантца и почти настолько же уже в плечах. Капрал никогда еще не видел вблизи уроженцев державы Мезенцио и теперь с любопытством разглядывал кавалериста. Тот выдернул пробку из фляги, понюхал, присвистнул с уважением и сделал, пошатываясь, пару шагов, как бы захмелев от одного запаха. Леудаст рассмеялся. Может, не так и страшны эти альгарвейцы, как про них рассказывают?

Кавалерист заткнул флягу, взвесил ее в руке, потряс, пытаясь определить, сколько же в ней самогона, потом снял с пояса два кинжала. Указал вначале на один, потом на флягу, потом на другой и снова на флягу. Леудаст понял – ему предлагают взять в обмен один нож или другой, но не оба вместе.

Он пригляделся к кинжалам. У одного клинок был подлиннее на два пальца или около того. У того, что покороче, рукоять украшали вроде бы самоцветы: красные, синие, зеленые. Если и вправду каменья, то стоят они очень дорого… но если кинжал дорогого стоит, рыжик не стал бы его менять на флягу самогона. Рукоять второго была из какого-то темного до блеска отполированного дерева с эмалевой вставкой – белый олень Фортвега на синем фоне.