– Любому из нас она может беззвучно послать сообщение.

– Но ты, если я правильно понимаю смысл слова «телепат», и так читаешь мысли?

– Семен и Владимир этого не умеют, однако Маргариту слышат. Причем на очень большом расстоянии.

– Деда, привет! Я из школы пришла. – В гостиную вбежала девчушка лет тринадцати. – Ой! – Она заметила нас и остановилась около входа.

Сначала я не понял, что происходит: тысячи иголок впились в ладони с такой силой, что я едва не закричал. И лишь затем сообразил: в одном из зеркал отражался цветок вошедшей. Малиновый, как у Риты, и растерзанный, как еще вчера у майора.

– Привет, Наташа. Переоденься и приходи пить чай.

Она кивнула и вышла из комнаты.

– Молодой человек, вам плохо? – Генерал, видимо, обратил внимание на мою реакцию.

– Михаил Федорович, что с внучкой? – вопрос сорвался с губ, как только девочка скрылась за дверью.

– Кто вам сказал?! – Лицо добродушного хозяина моментально преобразилось, пылая негодованием. – Откуда узнали?! – Он вскочил, перевел гневный взгляд на майора: – Вздумали сыграть на человеческом горе? Забирай свою свору и вон из моего дома. Негодяи!

Подобного всплеска эмоций я не ожидал. Мы все тоже встали.

– Минуту, – повысил голос Степаныч. – Семен, что ты увидел?

– Ситуация один в один, как у вас тогда в гостинице. Ее спасать надо!

Майору было легче других меня понять, поскольку недосказанное он мог прочитать в мыслях.

– Ты сможешь?

– Да.

– Генерал, я еще не рассказал вам о даре этого молодого человека. Он целитель.

– Кто?! – Слова Кошевара лишь подлили масла в огонь. – Убирайтесь, я сказал!

– Вы помните, как я выглядел в прошлом году?

Владимир Степанович положил руку на плечо генерала. Тот немного растерялся.

– Помню. Думал, что мы ровесники.

– А теперь?

– Майор, я что, на допросе?!

– Нет, просто если бы не этот парень, мне бы осталось жить несколько месяцев. И врачи ничего не обещали.

– Ты мне раньше этого не говорил.

– Вы же не врач.

– А он? – Генерал кивнул в мою сторону.

– Он – целитель. Настоящий. Только вот дар Семена не каждому помочь способен. Честно говоря, сюда мы ехали в надежде, что сможем подлечить вас, как бы в доказательство своих слов. Но ваши болячки выше его сил.

– Погоди, ты хочешь сказать, он может вылечить мою внучку прямо сейчас?! Да я уже к кому только не ходил: и к травникам, и к бабкам, даже к потомственным целителям, чтоб им пусто было! Ничего не помогло. Ее целый институт обследовал. Знаешь, что мне сказали? Шок, вызванный гибелью родителей, совпал с началом перестройки девичьего организма. Психологическая травма сместила какие-то акценты и вместо развития и роста запустила механизм разрушения. Врачи утверждают, что ее организм сам себя уничтожает. И они не могут остановить этот процесс, только затормозить. Месяц она на уколах, потом недели три живет без боли, как сейчас. Затем все повторяется снова. Да я готов за любую соломину ухватиться, лишь бы она жила. Он точно может ее спасти?

Этот сильный человек сейчас умоляюще смотрел на меня.

– Должно получиться, – кивнул я.

– Что для этого нужно?! Любые лекарства, оборудование…

– Нужно лишь зеркало. И чтобы никто не мешал.

– Я могу присутствовать? – снова обратился генерал.

– Обязательно. Процесс очень болезненный, надо будет поддержать девочку.

– Идем.

Вблизи ее цветок выглядел еще ужаснее, словно рядом взорвалась осколочная граната и лепестки изодрало в клочья. Целым не остался ни один.

Не знаю, какие ощущения испытывает грешник в аду, но мои были немногим лучше. Отдельные участки лепестков приходилось восстанавливать по крошечным уцелевшим частям других. И все это с не отпускавшей ни на миг болью, которая, казалось, перетекала от девушки ко мне. Я чувствовал боль каждой клеткой своего организма, видел измученное страданием лицо Наташи и латал дыры в малиновой ткани ее цветка.

– У вас есть нашатырь? – спросил я генерала через полтора часа работы.

– Найдем.

– Быстрее, пожалуйста.

Он тут же вышел за дверь.

– Ты как? Держишься? – обратился к девочке.

– Очень больно, но я не хочу пугать дедушку. Он страшно за меня переживает.

– Умница. Но учти, мы только на полпути. Чтобы боль была не столь сильной, нужно вспомнить что-либо светлое из прошлой жизни. Сумеешь?

– Попробую.

– Вот нашатырь. Наташа, ты как себя чувствуешь?

– Нашатырь не ей, а мне, – пробормотал я.

– Семен, да на тебе же лица нет. – Михаил Федорович только сейчас взглянул на меня, во время сеанса он смотрел лишь на внучку.