Нет, не стоило уверять, будто альгарвейцы не так ловко обирают простых крестьян, как инспекторы Свеммеля. Сглазил, не иначе. Но даже если до весны его семье придется есть квашеную капусту, горох и бобы, голодать им не придется.

— Забирайте, — повторил он.

Чем скорей альгарвейцы уберутся из его дома, тем меньше у них останется времени ощупывать Аннору взглядами.

Оккупанты хорошо подготовились. Один набросил петлю на шею барашку, двое других с некоторым трудом загнали в мешок порося. Скотина жалобно верещала, когда ее выгоняли на мороз. Гаривальд торопливо закрыл за солдатами дверь и опустил засов.

— Ну, — с крестьянским фатализмом промолвил он, — зато в избе просторней стало.

Надолго его спокойствия не хватило.

— Да чтоб их, сволочей вороватых, силы преисподние в таком виде пожрали, как они мою скотину жрать будут! — взревел он.

— Чтоб у них кишки слиплись! — поддержала Аннора.

Пару дней спустя через Зоссен прошли, направляясь на восток, другие альгарвейцы, не похожие на упитанный деревенский гарнизон: тощие и злые — не цепные псы, а сущие волки, но изрядно потрепанные волки. Двое или трое из них были ранены, и все измождены до полусмерти и обморожены. Отогревшись и отъевшись — Гаривальдовой свининой и бараниной, быть может, — они двинулись прочь. А оставшиеся в деревне солдаты беспокойно сновали на незримой цепи.

Заглянул в гости пьяный от восторга Дагульф.

— Может, скоро наши в деревне появятся! — заявил он, потягивая Гаривальдов первач. Этой мысли довольно было, чтобы выгнать мужика из дому на мороз… а кроме того, жена у Дагульфа была редкая язва. — И прогонят этих мешочников, сволочей юбчатых, в Альгарве, где им самое место!

— Было б здорово, — согласился Гаривальд. Он уже хорошо нагрузился и готов был согласиться с чем угодно.

Шрам на щеке превращал улыбку Дагульфа в гримасу.

— Ага, — поддержал он. — Вот тогда все узнают, кто перед рыжиками шапки ломал. Ты же их знаешь. И я знаю. У нас еще не так скверно с этим делом. А кое-где многие готовы вылизывать Раньеро его альгарвейские пятки.

Но донести на своих односельчан-предателей зоссенцам не довелось. Ункерлантские солдаты не врывались в деревню, чтобы перебить гарнизон или оттеснить рыжиков к старой границе. Вместо этого через снежные заносы в Зоссен пробрались с полдюжины альгарвейских бегемотов и пехотная рота.

Молоденький лейтенант, который командовал ими, неплохо владел ункерлантским. По его приказу жители деревни собрались на площади перед домом старосты.

— Мечтаете, чтобы мы убрались, да? — с нехорошей ухмылкой поинтересовался лейтенант. — Думаете, лучше бы здесь хозяйничали люди Свеммеля, а? Если они придут сюда, не больно-то вы порадуетесь, когда вам глотки перережут, чтобы добыть чародейную силу. А? Вот и подумайте.

На следующее утро альгарвейцы ушли — на запад, в бой. Но Гаривальд опасался, что они не последние.

— Он ведь врал все, правда? — спросила у него Аннора.

Крестьянин только плечами пожал. Ему вспомнились зэки, принесенные в жертву, чтобы напитать волшбой хрустальный шар деревни Зоссен — некстати вспомнились. Кто скажет, на что готов будет пойти конунг Свеммель, чтобы оттеснить рыжиков на восток?

Проходя по западному крылу своего городского особняка — крылу, которое сама и передала альгарвейцам, властвующим в покоренном Приекуле, — Краста сразу поняла: что-то не в порядке. В обычные дни письмоводители, дознатчики, полевые жандармы ухмылялись бы похотливо ей вслед, переговариваясь вполголоса: они ведь были рыжики, и тяга к красивым женщинам у них в крови. Откровенно лапать хозяйку дома не позволяло им лишь то, что любовником маркизы был Лурканио, а тот, как полковник и граф, мог запросто укоротить кому-нибудь шаловливые руки.

Но сегодня альгарвейцы едва замечали Красту, хотя та нарочно надела зеленые бархатные брючки, тугие, как вторая кожа. Подданные Мезенцио переговаривались вполголоса — но речь шла не о ней. А при виде их физиономий Красте тут же вспоминались лица слуг в те дни, когда умерли ее родители. Они были потрясены — и напуганы неизвестностью впереди.

— С вашим драгоценным королем ничего не случилось? — небрежно поинтересовалась Краста, заходя в приемную полковника, где работал капитан Моско.

Адьютант Лурканио оторвал взгляд от бумаг.

— С его величеством Мезенцио? — уточнил он. — Нет, сударыня, сколько мне ведомо, он вполне здоров.

Но на лице его застыло то же выражение муки и отчаяния, голос звенел от недосказанного. Капитан сунул перо в чернильницу и встал.

— Я передам полковнику, что вы пришли. — Вернулся он минуту спустя. — Заходите.

Краста шагнула в кабинет Лурканио. Альгарвеец был, как всегда, обходителен, точно большой кот. Поднявшись на ноги, он с галантным поклоном поцеловал Красте руку и придвинул маркизе кресло. И все же Красте это показалось спектаклем, и довольно бездарным.