Его живо интересовало, нет ли у альгарвейцев в Мидлуме бегемотов. Если и были, звери непременно выйдут на открытое место: единственное, что могло остановить атакующего бегемота, — другой бегемот. Но из-за горящих домов не показалось ни единого чудовища. Может, подумал с надеждой Леудаст, они все от холода сдохли.

Когда пришел его черед, сержант ринулся вперед, к полыхающей деревне. Он промчался мимо повалившегося в снег мальчишки — тот зажимал обеими руками живот, но алая кровь хлестала сквозь пальцы, дымящейся струей стекая в снег. Леудаст только головой покачал на бегу.

Ему не раз приходилось отбивать атаки альгарвейцев на укрепленные деревни. Он знал, как это делается, и, к несчастью, противник тоже это понимал. В обороне они держались не хуже, чем в нападении. Но оставаться в Мидлуме и цепляться за каждый дом рыжики не могли себе позволить — потому что ункерлантцы не просто бросили солдат в лобовую атаку на деревню, но одновременно обходили ее с флангов, отрезая от захваченной противником территории.

«Вы сами научили нас этому трюку, — подумал Леудаст. — Посмотрим теперь, как он понравится вам».

Что он стал бы делать на месте альгарвейского командира, сержант не задумывался. Рыжик отправил часть бойцов в тыл, остальные же остались на месте. Вслед убегающим альгарвейцам двинулись неторопливые бегемоты. В сером свете зари фигурки рыжиков на снегу представляли собою отличные мишени.

В Мидлуме же по-прежнему кипел бой. У виска Леудаста прошипел луч. Сержант бросился в снег, паля во все стороны. Ему ответил пронзительный вскрик. Солдат хмыкнул довольно, но подниматься не торопился. Любой альгарвеец, оставшийся в живых к этому часу, должен быть ветераном, а ветераны горазды на всякие хитрости.

Что ж, у Леудаста были в рукаве свои козыри.

— Сдавайтесь! — крикнул он вначале на родном языке, потом, как ему казалось, на альгарвейском, и, поневоле перейдя снова на ункерлантский, продолжил: — Вам не одолеть!

Может, кто-то из солдат Мезенцио знал вражеское наречие. А может, и не знал, но понял. Мало-помалу перестрелка стихла. По одному, по двое из разрушенных изб и окопов выходили альгарвейцы: безоружные, с поднятыми руками, с ужасом в глазах.

— Силы горние… — прошептал Леудаст почти с трепетом.

Никогда прежде он не видел, чтобы рыжики сдавались в плен в таком множестве. Сбросив оцепенение, сержант кинулся вслед за своей ротой — обобрать пленных.

Ковыляя по заснеженной равнине на юго-восток, Тразоне размышлял о несбывшемся.

— Эй, сержант! — крикнул он, и слова замерзли туманным облачком. — Правда, что ли, мы видели драные башни Свеммелева драного дворца?

— Не знаю, как ты, а я точно видел, — глухо отозвался сержант Панфило из-под толстого шарфа, которым завязал нижнюю часть физиономии. — Мы же вместе вышли на тальфангский рынок, ты и я. Если бы мы перешли площадь…

— Угу. Если бы. — Тразоне пожал широкими плечами; могучим сложением он напоминал ункерлантца. И смутить его было так же тяжело — а может, солдат просто был слишком упрям, чтобы признать поражение. — Вот что я скажу, сержант: тьма добрых парней вышла на эту драную площадь. И куда меньше — ушло с нее.

— Это точно. — Панфило покивал немного. — Капитан Галафроне был, пожалуй, лучшим командиром из всех, кого я знал, а знавал я их немало! Да я бы королю в лицо сказал то же самое, хоть в Галафроне и капли дворянской крови не было.

— Еще бы не сказать, коли это чистая правда. — Тразоне миновал застывшую тушу павшего от стужи единорога. Шкура зверя была белее снега, в котором тот валялся. Солдат ткнул в нее пальцем. — Отрядить бы кого да разделать скотину. Гора доброго мяса, если только найдется место развести костер да прожарить его как следует.

— Ага. — Хоть Панфило и любил поесть, сейчас его занимало другое. — Я уже который день командую нашей ротой — силы горние, я долбаным батальоном уже который день командую! — а меня кто-нибудь произведет в офицеры? Едва ли, раз мой папаша зарабатывал, тачая башмаки!

— Вот тут не знаю, сержант, — отозвался Тразоне. — За последнее время дворян уже столько полегло, что их на всю державу не хватит вскоре. Вы, главное, помереть не вздумайте, а там и до новых нашивок недалеко.

— Да, мертвым чины без надобности. — Панфило вдруг принялся озираться. Тразоне понимал, отчего: пытался отыскать взглядом ункерлантских бегемотов в снегоступах или ункеров-пехотинцев в белых халатах. В такой буран бойцы Свеммеля оказывались подвижней свиих портивников. Тразоне тоже не позволял себе расслабиться.