— Прощу задержаться! — попросил Врангель Шатилова, все еще не отрывая глаз от бумаги.

Закончив читать, Врангель продвинул листок по столу к ожидающему начальнику штаба.

— Рапорт Слащёва. Ознакомьтесь.

Шатилов склонился над листком. Прочтя, какое-то время стоял молча.

— Ну, и что я ему должен ответить? — мрачно спросил Врангель.

— Судя по всему, он продолжает употреблять кокаин, — Шатилов повертел рапорт в руках: — Написано явно нездоровым человеком.

— В последнюю минуту его усадили на «Илью Муромца». Без вещей, — вспомнил Врангель. — Где бы он в море сумел достать кокаин? На берег, как я знаю, он не сходил. Да, в сущности, и не в этом дело.

— Рапорт довольно хамский, — сказал Шатилов.

— Это началось у него давно: мания величия, что ли. Я повозился с ним предостаточно. А когда-то он был блестящим генералом, — с печалью в голосе произнес Врангель. — До безрассудства смелым. Порой изобретал невероятно хитроумные операции. А сейчас… сейчас он представляет из себя примерно то же самое, что и этот его рапорт.

— Но ответить надо, — сказал Шатилов.

— Обязаны, — поправил его Врангель. — Но надо ли? Слащёв уже давно кончился как человек. Все его фантасмагории, все эти оркестры в рядах атакующих, которыми он время от времени будоражил армию — дорогие глупости. Последние месяцы я не слышал от него ни одного дельного предложения. Сплошные фантазии.

Они какое-то время молча размышляли.

Врангель понимал, что этот преждевременно израсходовавший себя человек уже не представлял для армии никакой пользы. Может быть, сейчас, после того, как у него образовалась семья, он найдет себя в мирной жизни. Но в этом ему он, Врангель, ничем помочь не может. Но и обижать его он не хотел. Во всяком случае, на хамство, содержащееся в рапорте, он нисколько не обиделся. Прежде сердился, таил обиду, ссорился. А потом он словно забыл о нем. Когда видел его — вспоминал, но общаться больше не хотелось. Все отмерло.

— У меня возникла одна неплохая мысль, — сказал Шатилов.

Врангель поднял на него усталые воспаленные глаза, молча ждал, что он скажет.

— По вашей просьбе я готовлю распоряжение об исключении из армии всех генералов, не занимающих никаких должностей. В основном это люди пожилые, большинство из них сами попросили уволить их из армии. Лишь несколько генералов не пожелали расстаться с армией, но найти им должности не представилось возможным.

— И что же? Вы предлагаете и Слащёва включить в этот список? — нахмурился Врангель. — Он необычный генерал. Он талантливый генерал, гордость армии. Когда-то мы, кажется, даже немного дружили.

— Список довольно почетный, Петр Николаевич. В таком Слащёву не обидно будет оказаться.

— Вы так думаете?

— Тем более что подходящей должности для него нет. Рано или поздно это все равно должно будет случиться.

— Ну, хорошо, — вздохнул Врангель. — Известите его об этом. Попытайтесь объяснить, найдите хорошие слова.

— Может быть, вы, ваше превосходительство? — с надеждой спросил Шатилов.

— Увольте! Все хорошие слова я ему уже сказал! — раздраженно ответил Врангель. — Больше хороших слов у меня для него уже не осталось.

Искать хорошие слова пришлось Михаилу Уварову. После недолгих размышлений сообщить Слащёву об увольнении из армии Врангель послал своего адъютанта. Уваров мало знал Слащёва, лишь несколько раз ему мельком доводилось его видеть. Но о безрассудной храбрости генерала, об атаках в которые он ходил в распахнутом гусарском ментике впереди духового оркестра, играющего «Прощание славянки», Уваров был премного наслышан.

Уваров нашел Слащёва на верхней палубе «Твери». Он, как и во все предыдущие дни, молча наблюдал за быстротекущей жизнью эскадры в заливе.

Слащёв ждал ответа от Врангеля. Он даже надеялся, что, возможно, Врангель даже пригласит его к себе, чтобы объясниться и установить прежний, но давно забытый мир. И поэтому, получив вместо приглашения или хотя бы письма короткую казенную выписку из приказа, он огорчился.

— И это все? — спросил Слащёв.

Уваров не помнил, поручал ли ему Врангель произнести приличествующие этому случаю слова. Но на всякий случай сказал:

— Петр Николаевич просил меня передать вам, что он высоко ценил и ценит ваш полководческий талант и вашу беззаветную храбрость. Он также желает вам и вашей семье счастья и, прежде всего, крепкого здоровья.

— Спасибо! — отмахнулся от слов Уварова Слащёв. — Но что он мне сообщил по существу? Я послал ему рапорт. Он должен мне на него ответить

— Прошу прощения, ваше превосходительство. Но о вашем рапорте мне ничего неизвестно. Возможно, несколько позже Петр Николаевич намерен сам с вами объясниться.

— Нет-нет, это не входило в его планы. Это вот! — Слащёв взмахнул приказом. — Это, как я понимаю, и есть ответ на мой рапорт. Меня, генерал-лейтенанта Слащёва-Крымского, который с тремя тысячами солдат против тридцати тысяч вражеских отстоял в начале года Крым, теперь за ненадобностью вышвырнули на свалку, как старые сапоги.