— Небось до Ленина? Сейчас мужики, чуть промеж собой не поладят, до Ленина жалеться едуть.

— Нет, энтот до патриарха пробирается. Говорит, письмо ему везет.

— Письмо прочитали?

— Не дает. А силком брать не захотели. Шут его знает, може, какаясь подстава, греха не оберешься.

— Значит, так! — строго сказал Деремешко. — Салабуда пущай во всем разберется, а вечером — на «Чумку».

«Чумка» когда-то была городским кладбищем, где во время поразившей Одессу чумы хоронили умерших. Едва ли не на век кладбище превратилось в пустырь, на котором до сих пор никто не рисковал рыть могилы. Его приспособили чекисты для расстрелов. Но могилы не копали, а тела казненных вывозили за город и хоронили там.

— Это понятно! Ну, а если он это… и в самом деле сумасшедший? — высказал сомнение Артем. — Одетый не по-нашему, и говорок чудноватый.

— Я и говорю: Салабуда разберется, — сердито повторил Деремешко и пожаловался: — Тюрьма, понимаешь, битком забита, трамвайное депо тоже. И никакого движения. А завтра-послезавтра до нас сам Менжинский обещался приехать. Ну, как поинтересуется? Надо бы хоть депо от элементов очистить. За тюрьму меньший спрос. Тюрьма, она и есть тюрьма.

Кабинет Салабуды находился на первом этаже. К двери было пришпиленное от руки написанное предупреждение: «Без разрешения не входить».

Артем взглянул на предупреждение, неодобрительно хмыкнул и, грохнув кулаком по двери, вошел. Салабуда у окна поливал из графина чахлое комнатное растение.

— Бюрократизму разводим? — укоризненно спросил он у Салабуды. — Прям как при царском режиме.

— Дурак ты, Перухин! Я тут с разных элементов допросы сымаю. Другой раз такие секреты выслухиваю! Посторонний узнает, по городу разнесет, — он поднял палец: — Понимать надо! — и тут же спросил: — Тебе чего?

— Иван Аврамович до тебя шпиона прислал. Велел допрос с него снять.

— Заводи!

Артем открыл дверь, сказал одиноко стоящему в коридоре Ивану Игнатьевичу:

— Входи, дед!

Дьякон вошел, недолго потоптался у порога, несколько раз шаркнул постолами по полу.

— Проходи, дед! Садись! — суровым тоном велел Салабуда и сердито зыркнул на Артема: — А ты — сгинь!

Артем вышел, зло хлопнув дверью.

Иван Игнатьевич продолжал топтаться возле стола, не смея присесть: уж больно грозен был хозяин кабинета.

— Что? Уже дрожишь от страха? — вскользь заметил Салабуда.

— А ты не пужай! Я не шибко боюсь.

— Что так? Все боятся, а ты нет.

— Боятся те, у кого перед людями грехи есть. А у меня токмо перед Богом. Перед им и ответ держать буду.

— Молодец, дедок. Да ты все же садись. Разговор, как я понимаю, у нас с тобой длинный будет, — весело сказал Салабуда и тут же перешел на сухой казенный тон: — Объясняю! Ты, дед, находишься в Управлении Одесского погранокруга. Я — старший следователь Салабуда. Обращаться ко мне будешь: «Гражданин следователь». Надеюсь, это понятно?

— Знамо дело, — кивнул Иван Игнатьевич. — Ежли шо по-людски — энто усе разумею. А от скотского языка никак не ухвачу. А оне — твари божьи — тож промеж себя по-своему гутарють. Все одно, як и мы — человецы. Друга божья тварь умнее иного человека, а мы ее на колбасу. Оттого, шо не понимаем их слов.

— Ты дурочку из себя не строй и в философию не вдаряйся! — нахмурился Салабуда и заученно спросил: — Фамилия — имя — отчество?

— Мое?

— Ну, не мое же!

— Мотуз. Фамилие мое тако — Мотуз. А можа, энто улична кличка? У нас в селе токмо один поп Иоанн всехнии фамилии знав. Меня Мотузом нарек. А татко давно престависи: не вспев спросить, то фамилие мое тако, чи, можа, улична кличка.

— Ты мне, Мотуз, голову не задуряй, — многословие Ивана Игнатьевича начинало раздражать Салабуду, он неожиданно спросил: — В солдатах служил?

— Знамо дело. Две недели. В молодосци. В турчинской армии. А супротив кого, так и не сказали. Можа, военный секрет.

— Так вот, давай договоримся! Я тебе вопрос, ты мне — ответ. Вопрос-ответ. Коротко. Как в армии. Понял? — строго попросил его Салабуда.

— Можно и так, — согласился Иван Игнатьевич.

— Имя — отчество.

— Энто вы уже пыталы.

— Не рассуждать! Имя — отчество!

— От, ей-богу! Меня Иваном нареклы, а татка Игнатом.

— Место проживания?

— В селе Нова Некрасовка.

— Где ж это? Далеко?

— Энто як считать. Ежли пеши, а потом на пароходи — в пять дней можно уложиться. А ежли спешить, та повезет с ветром попутным, можно и в три дни вспеть.

— Я не собираюсь ехать до тебя в гости. Я только хочу узнать, где ты проживаешь? В какой губернии? Какой город от тебя близко?

— Море близко.