Шрифт:
Только мы слышим этот удар, кованность – силу чувствуем. Чужие – так не почувствуют.
Пчела за данью полевой Летит из кельи восковой…Предельная сжатость, ясность, сквозистость, легкость и чистота – вся пчела. Восемь слов… но, для нас, – все, до луговых просторов, до медового запаха цветов, – солнце… и наша даль. Слово претворено в живое. Это словесное волшебство, эта легкость творческого дыхания – сродни правде души народной, разлитой в русской песне, нигде неповторимой. Вспомните… –
Ивушка-ивушка, зеленая моя, Что же ты, ивушка, невесела стоишь? Иль тебя, ивушка, солнышком печет, Солнышком печет… частым дождичком сечет?..И посравните:
Только что на проталинках весенних Показались ранние цветочки, Как из царства воскового, Из душистой келейки медовой, Вылетает первая пчелка. Полетела по ранним цветочкам О красной весне разведать: Скоро ль будет гостья дорогая, Скоро ли луга зазеленеют, Распустятся клейкие листочки, Зацветет черемуха душистая?..Вот откуда – знаменитые «клейкие листочки» Достоевского… – из пушкинской стихии, – из народной. Или… –
Как весенней теплою порою, Из-под утренней белой зорюшки, Что из лесу, из лесу дремучего – Чернобурая выходила медведиха…Вот она, наша ласковость. Этим преклонился Пушкин перед правдой народа русского, как высказал в своей речи Достоевский.
Язык – проба духовных сил народа. У народа духовно бедного – язык бедный. Мерило нашего языка – Пушкин. Он дает нам весь мир мощной стихией языка. Восток и Запад… Это его «игра» и любованье силой. Сердце его – родное.
И потому наша с ним «встреча», вне родины, знаменательна. Мы как бы слышим: «помни свое, какой ты стихии, какого корня: эта стихия дала нам Пушкина! познай свое место в мире, и головы не клони!»
Пушкин воспел Россию. Никто не воспел ее так, как он. Кротка она в нас и величава.
Воспел Россию имперскую, великолепную. Мы ее держим в сердце. И если скажут – «где она, Россия… ваша?!.» – нас не смутит.
Но в искушеньях долгой кары Перетерпев судеб удары, Окрепла Русь. Так тяжкий млат, Дробя стекло, кует булат.Сын России, ее Певец, он возвышал свой голос народной гордости в трудные дни ее. Он ответил клеветникам России достойным словом, не убоялся клейма – «раб царский». «Витиям» – политиканам, поливавшим Россию грязью, он ответил имперски-гордо:
О чем шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И дальше:
Мы не признали наглой воли Того, пред кем дрожали вы…И – ……
…… в бездну повалили Мы тяготеющий над царствами кумир, И нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир?За полгода до смерти Пушкин творит «Молитву» – покаяния: «Отцы пустынники и жены непорочны…» Предчувствия… Православные люди русские слышат эти предчувствия, готовятся. И вот, – подведение итога, самоутверждение, отдание творческого дыхания своего – Богу:
Веленью Божию, а муза, будь послушна…Тут – вера. Тут и определение искусства, как служенье Богу. Этим подчинением веленью Божию Пушкин скрепляет себя навеки с недрами, которые его родили. Здесь Пушкин утверждает правду народную, заветное назначение его – «служить добру»:
И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал…И – далее…
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык…Да, он знает крепко, что нерушимо спаян с родным народом, и знает – чем– всем естеством народным, чем жив народ. Это – завещание, завет: «Я, Александр Пушкин, веленью Божию послушный, навеки с вами, со всею великой Русью, – ваш».
Воистину, он наш, навеки!
Томление по «мирам иным», разлитое в сказаньях, в стихах духовных, томленье земным, тяга к «неведомому Граду», наши провалы в грех и устремленность к небу, извечная наша неприкаянность и порыв, именуемые в мире «ам сляв» – это и в Пушкине. Скука земным, усталость от земного… – «давно усталый раб, замыслил я побег в обитель дальнюю…», порывы – «в соседство Бога»… Вот оно, сияющее, заоблачное: