Микеша. Эй, Сергеев, бери винтовку, рота выступает на позицию.

Сергеев. Ой, пропадаю, Микеша!

Микеша. Да чево с тобой?

Сергеев. Ой, смерть пришла, живот схватило, помираю!

Микеша (почесывает затылок). С чево бы такое? Был здоровый, сразу, как в холере. Отделенный велел зараз в строй. А то вали в околоток. (Берет винтовку, уходит.)

Сергеев. На-кось, выкуси! (Показывает дулю.) Только пришли, опять иди. Да я обезножил совсем. Что я, лошадь, что ли! Пущай другую роту шлют, а то нашей и отдыху нету. Ну-ка, давай-ка чайничек, будем лечиться.

Пьют с Ивлевной. За дверью слышны голоса. Сергеев прячет чайник, ложится на скамью и стонет.

Павел (входит). Ты чево ж валяешься? Рота в строю, а ты вылеживаешь.

Сергеев (стонет). Схватило, товарищ, во как схватило, вроде холеры…

Павел. Я те схвачу, подлая шкура! Сейчас в роту!

Сергеев. Ой-ей-ей. Ей-богу, не могу!..

Луша хохочет в рукав.

Павел (вынимает револьвер). Ну!!

Старуха. Ивоевна. Луша. Ой, батюшки!.. Мати пресвятая!! Страсти-то!..

Сергеев (торопливо обувается). Я сейчас, легче стало…

Павел (подозрительно оглядывает стол, избу). Это что такое? (К хозяевам.) Это он велел готовить?

Старуха. Куры-то у нас – наседки либо…

Старик. Помолчи, старая… Это, господин начальник, мы собрались повечерять да служивому говорим: садись с нами.

Сергеев. Они действительно пригласили меня.

Старуха. От цыплят-то квочку. Куды же цыплята-то?

Старик. Помолчи, старая… Ничего, пущай… с походу-то, с устатку…

Луша. А сам чистый кабан.

Павел (к Сергееву). Подлая шкура!.. Мародер!.. Собака проклятая!.. Примазываться умеешь, а вот товарищи на позицию идут, так тебя нету. Если замечу хоть малейшее, и ротному докладывать не буду – всажу пулю, и шабаш!.. Расплачивайся сейчас с хозяевами.

Сергеев. Сейчас. (Торопливо расплачивается.)

Старуха. Ишь ты, батюшка, серчаешь как. Свово рази можно стрелять? В ём дух-от, чать, хрестьянский.

Павел. Отца родного пристрелю, ежли гадить революцию станет.

Сергеев подпоясывает патронташ, вскидывает мешок, берет винтовку и с Павлом уходит.

Ивлевна. Я так и думала, застрелит хавалера.

Старик (сердито). Таскаешь тут самогонку. Кабы нашел, и нас бы не помиловал. (Уходит с хомутом.)

Старуха. Жалко наседку. Луша, загони цыплят в решето да принеси суды, пущай тут ходят.

Луша (хохочет). Борову теперь вольется.

Ивлевна. Жалко, хавалер хороший. Ну, проще-вайте.

Обе уходят.

Старуха. Правду народ сказывал: придет анчихрист, зачнется убивство. Заприметила я, кубыть у этова, у толстова, печать накладена. Спаси и помилуй. (Уходит.),

Луша (вбегает с решетом, в нем цыплята, ставит под печку). Слышь, Марьянка, солдаты-то. А я думала – они нас резать станут. А они – веселые. У одного на улице гармонь. А у Кривулихи один уж сватает дочь-то. Кабы за меня какой не посватался… Ну, нипочем!.. Убегу…

Марьяна. Хто об чем, а она об своем.

Луша. Которые у нас были, ни один мне не показался? А тебе?

Марьяна. Мне все равно, как их и нету.

Луша. А мне чевось-то скушно стало.

Марьяна. Дай срок, наплачешься.

Луша. А как ты со своим жила? Пальцем брат тебя, бывало, не тронет.

Марьяна (злобно). Уйди!..

Луша. У-у, змеюка!.. (Убегает.)

Некоторое время Марьяна возится по хозяйству.

Занавес.